Оставшийся лестничный пролет мы поднимаемся вполне мирно. Полина не вырывает руку, все так же тихо заходит в квартиру, скидывает с себя обувь и, не обращая ни на что внимания, идет в ванную. Жду минут пять, сам не знаю чего. Все происходящее напоминает какой-то бред. Перевожу взгляд на свою руку и теперь уже я начинаю истерически смеяться. Жесть какая-то, до такой херни докатиться не из-за чего. Иду на кухню, беру из морозильника замороженное мясо и, не стучась, захожу в ванную. Полина сидит на бортике ванной, устремив свой взгляд на колени. Почти целые.
— Держи, — подаю ей замороженное мясо.
— А что, твои старушки-соседи не знают, что ты врач? — поднимает на меня голову, одновременно перехватывая мясо. — Наркоманом тебя кличут.
— Конечно, не знают, — присаживаюсь рядом. — Ты представляешь, что бы было, если бы они знали, что я врач? Для них у меня другая профессия.
— Сантехник? — скептически интересуется Полина, прикладывая мясо к коленке.
— Да ну прям, тогда бы я все им чинил.
— Строитель?
— Тогда бы строил за бесплатно.
— Говнюк?
— Для них — продавец-консультант, — пропускаю мимо ушей ее фразу. Успокоилась и ладно. — Пойдем поговорим в гостиной.
— А есть о чем? Я тебе не верю, Сережа, — первой начала Полина, как только присела на диван. — Ты бы мог послать меня, наорать, но при этом сказать, что все произнесенное мной чушь. Нормальный человек как минимум бы оправдался. А сейчас говорить мне, что все это не так — уже бессмысленно. Ты умный, сейчас, особенно после моей выходки в подъезде, запросто придумаешь какую-нибудь ладненькую историю. И при этом все равно не скажешь правду, да еще и сделаешь так, что я окажусь истеричкой. Хотя да, сейчас я действительно — истеричка.
— Мне не в чем оправдываться, Полина.
— Конечно, не в чем. Я реально дура. Папа мне прямо намекал, когда я уходила вчера из дома, «только я не уверен, нужна ли ты Алмазову». Он знал, что ты…
— Да что он знал?! Ты совсем что ли головой тронулась? Что? Что он знал?
— Наверное, понимал, что я тебе на хрен не сдалась в качестве соседки по квартире. Совместная жизнь — это далеко не три ночевки в неделю. А ты и не был вчера рад, когда я пришла. Конечно, не был, — хватается за лоб, откидывая заморозку в сторону. — Ты же меня даже прямым текстом гнал домой тогда в машине. И вчера, и сегодня. Вчера, наверняка, спешил вечером к своей Соне и сегодня я тебе не нужна была в больнице, потому что ты знал, что она туда приедет. Папа-то оказывается был прав. Ну давай, посмотри мне в глаза и скажи, что был вчера дома. Скажи правду.
— Правда в том, что твой отец, несмотря, на симпатию ко мне, меня недолюбливает, просто потому что ему не нравятся слишком быстрые перемены не только в жизни его дочери, но и в ней самой. То есть в тебе, Полина. А источник перемен — это я. Он специально якобы выгнал тебя из дома, чтобы мы столкнулись лбами, просто потому что он знает, что ты далеко не со всеми уживешься, тем более с таким неожиданным переездом.
— Черт, как ловко ты уходишь от ответа, не расколешься просто так. Браво.
— Я был вчера не дома, Полина, — не раздумывая произношу я, смотря ей прямо в глаза. — Не дома, — повторяю по слогам. — Да я туда и не собирался сразу после тебя. Я пытался оставить тебя с родителями не только для того, чтобы ты продемонстрировала папочке свою любовь, но и для того, чтобы заняться теми делами, которые не могу сделать в твоем присутствии. Ты же как будто с цепи сорвалась, пристала как банный лист к заднице. Я не был у Сони вчера и знать не знал, что она собирается к нам в больницу. Я вообще не знал, что она планирует что-то там проверять, просто потому что не знал, что у нее в принципе болит голова. Об этом вообще никто не знал. О ее приходе в больницу я узнал только по факту, когда получил от нее смс. А вечером я был занят, и ты мне действительно вчера мешала.
Резко встаю с дивана и подхожу к комоду. Открываю первый ящик и достаю оттуда маленький бумажный пакет. Небрежно бросаю Полине в руки, но та никак не реагирует. Достаю из пакета коробку и так же зло вынимаю кольцо. Еще более небрежно хватаю Полину за руку и надеваю кольцо на безымянной палец. Все сделано настолько зло, что самому стало не по себе. Чего все через задницу?!