Удиви меня

— Правильно, — не задумываясь отвечает Алмазов и тут же отводит взгляд в сторону. Врет. К гадалке не ходи — врет. Но в одном он прав, надо бы определиться чего я хочу, чтобы хоть что-то ему предъявить.

— Поцелуй меня.

— Что?

— Недавно от тебя был вопрос чего я хочу. Так вот, я хочу, чтобы ты меня поцеловал. Можно даже повалить на плед и потрогать грязными от солнцезащитного крема и сестринской кожи руками. Целуй. Я разрешаю.

Алмазов вместо того, чтобы что-то сказать или сделать то, о чем я попросила — долго смотрит на меня в упор, еще больше демонстрируя мне улыбку.

— Что и требовалось доказать. Тебе слабо. Слезь с моего пледа, мне пора домой.

Встаю и машинально закидываю вещи в пляжную сумку.

— Встань, я хочу уйти. Я не шучу, — с нажимом добавляю я.

Алмазов приподнимается с пледа, и сам же его и забирает, стряхивая песок.

— Знаешь, а я даже рад, что все так получилось. Приятно осознавать, что все человеческое тебе не чуждо. Кстати, что я сейчас должен сделать по плану в твоей голове?

— Что? Ты о чем вообще?

— Ну, например, бросить Соню и отвезти тебя домой. Или настоять на том, чтобы ты осталась и проводить с тобой время, а на нее забить? Ну? Чего молчишь? — а я действительно в очередной раз не знаю, что сказать. Ну не бить же его в самом деле. — Знаешь, что я тебе посоветую?

— Я не нуждаюсь в советах.

— И все же. Приди домой, прими расслабляющую ванну и реши для себя чего ты действительно хочешь, Полина. Не то, что от тебя ждут другие, не то, что ты себе запрограммировала в голове. А на самом деле то, что хочешь ты. Я позвоню тебе вечером и буду надеяться, что ты будешь честна хотя бы сама с собой. Все, беги, а то реально сгоришь, — складывает плед в мою сумку. — Твоя кожа вряд ли привыкла к такому ультрафиолетовому стрессу. До вечера.

Я даже не успела ничего сказать в ответ, как Алмазов развернулся и пошел к своей сестре.

Глава 30

— Полин, ты точно не обижаешься? — поднимаю голову, вглядываясь в мамино лицо, и тупо киваю. — Точно?

— Не обижаюсь.

— Ну просто грех не взять такую горячую путевку.

Абсолютный закон подлости. Впервые за свою жизнь, я, может быть, хочу поговорить с мамой, хотя и знаю, что ничего, кроме как радости от того, что ее дочка обратила внимание на мужчину, она испытывать не будет, стало быть никакого совета, что делать с моей взрывающейся головой я не получу. Только от этого не легче. Не хочу, чтобы они улетали. Все совершенно не к месту.

— А напомни, во сколько самолет?

— В час ночи. Такси на десять вечера. Диме я позвонила, он пару дней тут побудет, переночует, приготовит тебе еду. И да, он тут в клуб тебя собрался вести, я как-то просила. Отменить? — с надеждой смотрит на меня мама.

— Конечно, отменить. Нормальным девушкам там не место, — встревает в разговор папа. — Мама вот твоя сходила однажды. Потом лифчиком передо мной размахивала. Сама не заметишь, как какое-нибудь чмо подольет тебе в безалкогольный коктейль наркоту и окажешься хер знает где, — папа сама очевидность. Уже проснулась в этом самом «хер знает где». — Хорошо, если живой останешься.

— Не думала, что когда-нибудь скажу это, но я согласна с твоим папой. Однако, с Димой сходить можно.

— Я пойду, — неожиданно для самой себя с легкостью согласилась я. — Но с Алисой. И Димой в смысле.

— Я бы так не надеялся на его опеку. У него нижняя голова иногда превалирует над верхней, он внезапно может вас кинуть. Так что я против.

— Пап, не нуди.

— Что?!

— Ничего. Не кинет он нас, вот что. Дима может и потаскун, но хороший. И вообще, пойду позвоню Алисе, я лучше от нее поеду в клуб. Вы же не обидитесь, что я вас не провожу?

— Конечно, нет, солнышко. Сережа, проверь свои трусы в чемодане, — быстро переводит тему мама. — А то я могла ненароком положить тебе с дырками. Или нароком.

— Обязательно проверю. Полина, — тормозит меня уже на лестнице. — Не пей, пожалуйста. А если вдруг и будешь, то проси при тебе открыть бутылку, — ха! Уже открыли. — А лучше все же не пей, а если уж захочется, то можно выпить и дома. Тут уж точно без приключений.

— Хорошо, пап.

Вот уж никак не могла представить, что выполню папину просьбу. Сказал пить дома — мы это и делаем. Так и в алкоголики можно быстро записаться. Третий раз за две недели. Хотя, первый не в счет. Я и пьяной тогда не была. Но вот сейчас, зачем мы пьем перед клубом мартини — объяснить не могу. И нет, я не пьяная, но и эта тенденция меня злит. Как и злит то, что я обсуждаю Алмазова с Алисой. Докатилась.

— Блин, я не верю, что ты трогала его хозяйство рукой, — хихикает Алиса, усаживаясь удобнее на диване. — Ну и что, он твердый прям?

— Тверже, чем можно представить.

— И не противно было без перчаток?

— Странно, но нет. С ним вообще не было ничего противного. Это и бесит.

— Офигеть, если честно. А он красивый?

— А что там красивого может быть? Колбаса, она и в Африке колбаса. Что ты там ожидаешь увидеть?

— Я про лицо, — в голос ржет Алиса, приглушая смех диванной подушкой.

— Ясно. Наверное, не красивый, симпатичный скорее. А хотя я уже ничего не знаю.