Удивительная жизнь Эрнесто Че

Тереза собралась уходить – ей нужно было готовиться к урокам. Она не захотела, чтобы Йозеф отвез ее на машине, поездом получалось быстрее. Тереза пригласила друзей на обед – не в следующее воскресенье, а через две недели: «Места теперь не так много, но ничего, потеснимся, будут отбивные и жареные сосиски».

– Знаешь, чем меня взять, красавица! Договорились, встречаемся через две недели, в воскресенье.

Когда Тереза ушла, Йозеф сказал, что в выпавшем на ее долю тяжком испытании она вела себя мужественно и достойно и проявила небывалую силу характера, которой никто в ней не подозревал.

– Она даже выглядеть стала лучше!

– Внешность обманчива, Йозеф, очень часто люди, живущие с печалью в сердце, скрывают истинные чувства за веселой улыбкой.

В конце 1953 года Кристина наконец покончила с «Федрой». Она отдала этому проекту шесть лет жизни и испытывала горькое чувство, понимая, что достигла предела своих возможностей, но так и не довела работу до конца. Как поступить: продолжать (если да, то как долго) или похоронить идею навсегда? Йозеф подбадривал жену, советовал взяться за новую пьесу, но она не успокаивалась, надеясь, что все-таки сумеет передать на чешском не только смыслы, но и музыкальность расиновского текста.

Георг Фрейка помог Кристине выбраться из тупика. Он дал ей роль Ириды в шекспировской «Буре» и предложил стать его ассистенткой, захотел прочесть последнюю версию инсценировки «Федры», и на следующий же день Кристина была вознаграждена за долгие муки творчества. Режиссер заявил – совершенно искренне – что перевод просто потрясающий, и зачитал избранные места труппе, особо отметив, насколько точно передан ритм оригинального текста. Отмахнувшись от слов благодарности, Георг заключил: «Мы берем твою пьесу, „Федра“ будет нашей следующей постановкой».

Фрейка сумел договориться с дирекцией театра, отвечавшей за репертуарную политику и требовавшей, чтобы все тексты соответствовали строгим канонам социалистического реализма, служили делу воспитания масс и помогали народу строить новую экономику. Режиссер представил «Федру» как пьесу, выдержанную в марксистско-ленинским духе, показывающую, сколь губителен индивидуализм для коллективного сознания и действия, как он развращает нравы.

Георг не знал, как сказать Кристине, что она по возрасту не может играть Федру. Режиссер опасался вспышки гнева, но она не стала спорить, понимая, что он – увы – прав. Фрейка хотел поручить ей роль Исмены, они сошлись на Эноне, постановка имела триумфальный успех и прошла больше двухсот раз. Критики писали восторженные рецензии, а труппа, к огромной радости Кристины, отправилась на гастроли. Успех обескуражил ее – никто не заметил несовершенства адаптации (и «наглости» переводчика!), – но она не разуверилась в своих силах и взялась за «Беренику».

Однажды вечером она сидела, обложившись словарями, и вдруг заметила, что Хелена стоит у зеркала и расчесывает волосы, подражая ее собственным движениям. Кристину это взбесило, и она грубо вырвала щетку из рук Хелены, напугав девочку.

Сент-Этьен, 17 сентября 1956 года

Моя дорогая!

Должна сообщить тебе ужасную новость. Скоро будет месяц, как скончался Даниэль. Вообрази мое потрясение: он был крепким, здоровым, полным сил мужчиной и никогда не болел. Я старалась не надоедать ему разговорами о моих недомоганиях (ты ведь знаешь, как меня терзает артроз в бедре!), набиралась от него энергии и смирилась с мыслью, что уйду первой. Я едва не лишилась чувств, когда нашла Даниэля бездыханным в кабинете. Я до сих пор слышу его шаги в коридоре, надеюсь на чудо, жду, что он вот-вот появится, как всегда жизнерадостный и решительный. Огромный дом пуст, в нем царит кладбищенская тишина. Я осталась совсем одна и с нетерпением жду встречи с Даниэлем на небесах.