Удивительная жизнь Эрнесто Че

Тереза и Хелена наслаждались едой, мясо получилось намного вкуснее, чем обычно, они дважды просили добавки, и Рамон поджарил еще несколько кусков, хотя сам ел мало и без аппетита. Йозеф признал, что бифштексы и отбивные вышли мягкими и сочными.

– Рамон – настоящий мастер барбекю, пардон – асадо.

– Ты скрыл от нас этот свой талант, – пошутила Тереза.

– Асадо – традиционное блюдо аргентинской кухни.

– Ты хорошо знаешь Алжир? – спросил Йозеф.

– Был там несколько раз по профессиональной надобности, так что достопримечательности не осматривал, но страна мне очень понравилась.

– Ты ходил к Падовани?.. Ресторан на пляже, на выезде из города. Открытая терраса с видом на море, танцы – мечта!

– Увы… Если попаду туда еще раз как частное лицо, обязательно зайду к этому… Падовани, я правильно запомнил?

– Не забудь выпить стаканчик розового булауанского, – мечтательным тоном произнес Йозеф, – и познаешь блаженство.

Он поднял стакан, Тереза и Хелена присоединились.

– Крепкого тебе здоровья, Рамон.

Все чокнулись и выпили за скорейшее выздоровление.

– Я тоже желаю вам всего наилучшего.

Рамон сделал глоток и закашлялся, как будто вино попало не в то горло. Он начал задыхаться, встал, лицо у него посерело, как у утопленника, дыхание стало прерывистым.

– Где ингалятор?

– Остался в комнате, – чуть слышно прошептал Рамон между двумя приступами.

Хелена выбежала из столовой.

– Открой окно, – велел Йозеф Терезе и начал считать пульс, потом взял Рамона за плечи и помог ему распрямиться. – Расслабься и успокойся, сейчас все пройдет, дыши «из живота», коротко, вот так.

Вернулась Хелена с ингалятором, Йозеф зарядил его и поднес ко рту Рамона:

– Выдохни до самого конца.

Перепуганный Сурек и телохранитель стояли рядом, не зная, что предпринять.

Рамон выдохнул, Йозеф вставил наконечник ему в рот и нажал на пуск:

– Вдыхай… медленно.

Сурек отчитывался перед начальством дважды в день. Первый раз – утром по телефону. Он на два часа занимал кабинет Йозефа и готовился к разговору, выстраивая пункты в порядке важности, записывал ответы на возможные вопросы и ровно в десять набирал номер. Беседа длилась не меньше получаса, после чего лейтенант составлял «промежуточный рапорт», подробно освещая содержание разговора, и уже на его основе печатал второй, вечерний рапорт, более обстоятельный и подробный, который отправлял в Прагу с водителем, приезжавшим в санаторий в 17.00.

Йозеф не знал, кому звонит Сурек и почему беседы длятся так долго, но от лейтенанта каждый день требовали все больше деталей. Имя и звание человека, перед которым отчитывался лейтенант, держались в секрете, этот «некто» был сотрудником министерства, а может, занимал и более высокое положение, но медицинского образования явно не имел и нуждался в разъяснениях.

– Ваши ответы грешат недостаточной научной точностью.

– Я не контролирую ход болезни.

– Проблема в том, что состояние вашего пациента меняется каждый день – то улучшается, то ухудшается, и никакой стабильности.

– Если бы все зависело от меня, больной давно бы поправился и отбыл восвояси. Его организм изношен, а малярия вкупе с дизентерией и астмой способны уморить даже молодого сильного человека. Кроме всего прочего, он находится в подавленном настроении, что не может не влиять на общее состояние.

– Вот оно что… Это объясняет, почему он так груб.

– С нами он очень вежлив и даже любезен. Не знаю, что влияет на его психологическое состояние – болезнь, потеря сил или же существует какая-то внешняя, более глубинная, не связанная с физическим недомоганием причина.

– Что конкретно вы имеете в виду?

– Я не специалист, но нахожу у Рамона признаки депрессии. Возможно, следует привлечь психолога или даже психиатра.

– Как это некстати! Лучше не упоминать депрессию, если признаки не слишком явственные.

В квартире Йозефа на низком столике стояла шахматная доска, служившая скорее украшением интерьера, как цветок в горшке или статуэтка. Йозеф бросил играть, когда Хелена и Людвик набрали силу, а ему не хватало ни терпения, ни желания размышлять над ходами. Если в воскресенье шел снег и гулять не хотелось, долгими скучными вечерами или по ночам, когда привязывалась бессонница, Тереза предлагала Йозефу сыграть партию-другую, он соглашался и почти всегда разбивал ее в пух и прах, как бы она ни старалась.

– И все-таки ты никудышный шахматист, – дразнила она мужа. – Я выигрываю не реже тебя.

В тот вечер, придя к Капланам, Рамон устроился с книгой на диванчике. Тереза заметила, что он мерзнет, и накинула ему на плечи широкий шарф гранатового цвета, связанный из пухлой мягкой шерсти.

– О, глядите-ка, шахматы, я раньше не замечал, – сказал он, бросив взгляд на столик.

Шахматы принадлежали Павлу, за три месяца до исчезновения их подарил ему на день рождения советский посол. Тереза обожала мраморную доску (камень был теплого молочного цвета с зелеными прожилками) и изящные фигуры, вырезанные из слоновой кости. Она не забыла своего первого мужа: в каком-то самом глубоком, тайном уголке ее души все еще жила любовь к нему.

– Дивная вещь! – восхищенным тоном произнес Рамон, разглядывая ладью.