Удивительная жизнь Эрнесто Че

В десять вечера, как обычно, зажегся зеленоватый свет, и на эстраду вышел оркестрик – два аккордеониста и ударник. Играли они хорошо. Аккордеонист, что постарше, обожал пасодобль[46] и часто исполнял «España cañi». Йозеф снова окунулся в любимые волшебные мелодии, музыка проникала в душу, согревала его.

– У нас вышло странное расставание.

– Ты, наверное, ужасно страдал?

Йозеф пожал плечами и повысил голос, чтобы Морис лучше его слышал:

– У Вивиан… была… шелковая кожа… не атласная, а еще более гладкая и нежная… как… как лепестки пиона… Ты когда-нибудь ласкал пальцами этот цветок? Меня бросало в дрожь, когда я касался ее тела. – Йозеф покачал головой. Переливы аккордеона, ладонь Вивиан у него на спине, аромат жасмина и мимозы, голос Гарделя. Пожалела ли она хоть раз о тех волшебных мгновениях?

– Почему вы разошлись? – продолжил допрос Морис.

«Так бывает, когда один из двоих любит сильнее», – подумал Йозеф, но делиться банальной истиной с приятелем не стал и просто улыбнулся. Никто никогда не задавал ему подобных вопросов. Ну что же, друзья на то и друзья, чтобы бередить наши раны… Они чокнулись и выпили еще по одной.

– Коварное вино. Ароматное, и крепость всего тринадцать градусов, но голову кружит.

Морис представлял Йозефа посетителям – все они были его лучшими друзьями – и расхваливал так, словно знал его с незапамятных времен:

– Он лучший танцор из всех, кого я видел. Самые красивые женщины Парижа спорили за право потанцевать с ним.

– Пригласите меня? – спросила брюнетка в голубом платье с цветочным рисунком.

Йозеф протянул было руку, но передумал: оркестр играл «Белые розы», навевавшие ему ностальгически-печальные воспоминания.

– Как-нибудь в другой раз…

– Не рассчитывайте! – раздраженно бросила обиженная претендентка.

– Зря ты отказался. Алжирские девицы мнят себя герцогинями – сам понимаешь, репутация! – и никогда не делают первый шаг. Иди потанцуй.

– Это несчастливая песня…

– Моя подружка любит танцевать, – сообщил Морис, – думаешь, мне стоит поучиться?

– Не утруждайся. Вот что я тебе скажу: девушкам плевать, даже если ты неповоротлив как бегемот, а мужчины обращают внимание только на твою партнершу. Ты все еще помнишь Вивиан, так ведь? Танец и любовь очень похожи. Смотри своей даме в глаза, вот и вся премудрость. Начинать лучше с явы. Не изображай повесу, когда она обнимет тебя за шею, ни в коем случае не держи руки в карманах – женщины это ненавидят, не хватай ее за зад, такое по нраву только простолюдинкам. Твои пальцы должны нежно касаться поясницы.

– Ей не понравится.

– Мой приятель Марселен говорит, что Господь придумал женские попки, чтобы танцевать яву. Никогда не обжимай партнершу, не улыбайся, будь загадочным. Видел, как ходят утки? Ну вот и подражай птичкам. Плечи чуть вперед, и не отводи взгляд даже на секунду. Веди себя непринужденно. Будь спокоен. Партнеры должны держаться очень близко друг к другу – так чтобы между ними мог поместиться только листок папиросной бумаги. Вертишь ее медленно, потом поднимаешь правую руку чуть выше, а левую опускаешь на бедро. Легкое давление. Пристальный взгляд без улыбки. Раскачиваешь ее – и она вынуждена следовать за тобой.

Женщины приглашали Йозефа на танго, забывая об элементарных приличиях, и он почти всегда соглашался, его не волновало, хороша девушка или страшна как смертный грех, стройна или похожа на бочку. Если ему случалось дважды станцевать с одной и той же партнершей, это вызывало всеобщий ажиотаж и сплетни. Главным видом женского спорта в Алжире было злословие.

Ни одной не удалось разгадать тайну Йозефа.

Он не искал выгодную партию, не собирался жениться, хотел работать в своей лаборатории, как можно чаще танцевать, напевать, слушая пластинки Гарделя, и не меньше получаса плавать по вечерам у мола Адмиралтейства – даже в ледяной воде.

Бог их знает, этих загадочных чехов, может, он просто не любит женщин, досадовали некоторые, хотя шестое чувство подсказывало: мужчина, который так восхитительно вальсирует, не может быть «не таким». Ему прощали отказы, фразочки вроде «Я подумаю» или «Я извещу вас, как только освобожусь» (он умел ловко уклоняться) и повторяли приглашение.

Обычно Морис водил машину осторожно, но на сей раз решил обогнать троллейбус на авеню де ла Марн и вжал в пол педаль акселератора. Йозеф закрыл глаза, вцепился в ручку дверцы и замер, ожидая неминуемого лобового столкновения. Ехавший по встречной полосе грузовик резко затормозил, водитель отчаянно жал на клаксон. Морис вильнул, опустил стекло, обругал бедолагу, расхохотался, нервно похлопывая ладонью по рулю, и вдруг остановился у Большой мечети.

Йозеф впервые попал в Старый город, грязный, впавший в дрему мавританский квартал. Ветхие заколоченные дома налезали друг на друга, извилистые проходы упирались в темные лестницы. Друзья миновали улочку, заканчивающуюся тупиком, и вышли из машины.