Удивительное путешествие Полисены Пороселло

– И теперь не знаю, чья же я дочь, – закончила она. – Вот и отправилась в путь, чтобы выяснить.

– И в какую сторону вы… в какую сторону ты идешь? – спросила девочка, подстраивая свою речь под новый социальный статус Полисены. – Может, нам по пути?

В это мгновение пес-сенбернар залаял, привлекая внимание.

– Да, ты прав, бедняга Рамиро. Пора обедать, – воскликнула Лукреция. – Но у меня ничего нет для тебя. Если бы вы, собаки, были вегетарианцами, то довольствовались бы листьями и ягодами, как медведь и обезьяны. И если бы старик тренировал тебя для охоты, ты был бы в состоянии поймать себе дикую мышь. Но ты привык питаться хлебной похлебкой и жареным мясом, а у нас этого не будет аж до следующего представления.

От этих слов пес покорно повесил уши. Полисена, оглядевшись вокруг, заметила, что в маленькой бродячей компании кое-кого не достает.

– А где же старик Жиральди? – спросила она.

– Он умер на прошлой неделе, – ответила Лукреция равнодушно. – По пьянке заключил пари и свалился с колокольни. Разбил себе голову, а священник из Мостолуга великодушно позволил похоронить его на своем кладбище. Добрый служитель церкви даже нашел какую-то вдову, которая согласилась взять меня к себе домой посудомойкой. Но что сталось бы тогда со зверями?

– Ты что, собираешься давать представления в одиночку?! – недоверчиво спросила Полисена.

– Я не одна. Нас шестеро: пес, медведь, гусыня, мартышка, шимпанзе и я. Труппа Жиральди со своими зверями-циркачами в полном составе!

– Как же вы теперь будете, без старика-то?

– Уф-ф! В последнее время этот пьяница больше не участвовал в представлениях. Он только и делал, что собирал деньги и пропивал их в кабаке. Нам будет намного лучше без него.

Полисену потрясло это безразличие, даже бесчувственность, ведь девочка почти с радостью говорила о смерти дедушки. Такая маленькая – а столько цинизма!

С другой стороны, конечно, старик Жиральди часто избивал ее, оскорблял и морил голодом, так же как и зверей. Об этом знали все в графстве Камнелун, но никто не осмеливался вмешиваться, потому что, во-первых, многие считали, что девочка заслуживала этих наказаний, во-вторых, потому что старик был вспыльчив, приходил в ярость даже при посторонних и грозился натравить собаку с медведем на всякого, кто посмеет сунуть свой нос в дела, которые он называл «семейными».

Только перед купцом Доброттини он немного робел и принимал от него упреки за свое отношение к Лукреции. Все думали, что девочка была его внучкой, но это не так.

– Теперь он умер и не сможет больше пугать меня приютом, так что я могу говорить правду, – окончила маленькая бродяжка свой рассказ.

Она не была найденышем, а всего лишь сиротой, дочерью очень бедных батраков из Болотиса. Они умерли во время эпидемии чумы, опустошившей всю деревню. Одна лишь Лукреция выжила, и старик Жиральди, который раз в год давал представление в тех краях, нашел ее как раз вовремя, иначе она бы умерла с голоду, и взял ее с собой. Это произошло много лет назад. Сейчас Лукреции было примерно девять лет – «как госпоже Ипполите», и ей пришлось обучиться цирковому искусству, чтобы зарабатывать на жизнь. Она исполняла комические номера со зверями, гадала по ладони и умела много других вещей, от которых три сестры Доброттини и другие дети из Камнелуна приходили в восторг, когда труппа Жиральди выступала в их городе.

Глава вторая

Сколько себя помнила Полисена, каждый год старик с девочкой приезжали в Камнелун накануне Пасхи и оставались там дней десять, давая представления каждый вечер на городской площади.

Они спали под портиком церкви, но если было еще холодно, то Виери Доброттини приглашал их на ночлег к себе в кладовые, где хранились товары и повозки, – она находилась на нижнем этаже дома, – и посылал им каждый вечер горячую похлебку и хлеб. Старая Агнесса всякий раз, готовя для них поднос, ворчала:

– Наш хозяин слишком доверчив! Оставить их одних посреди всего барахла! И даже не закрыть снаружи на ключ! А если исчезнет пара мешков с мукой или тюков с шелком?

Она не принимала возражений остальной прислуги, которая, как и хозяева, верила в порядочность циркачей. Хотя бы потому, что если власти прознают об их воровстве, то не позволят больше давать представления на городских площадях.

На это Агнесса мрачно возражала:

– Ага, в одно прекрасное утро власти найдут всех нас в своих постелях с перерезанным горлом!

Дело в том, что ей не нравились бродяги. Не нравились люди с развязной речью. А главное, ей не нравилось, что обе младшие девочки постоянно норовили убежать из-под ее бдительного ока и спуститься в кладовую, чтобы погладить необычных зверей, хотя все они были приручены и беспрекословно слушались хозяина и его маленькую помощницу.

– Это не исключает того, что у них полно вшей и блох! – ворчала Агнесса и вечером долго расчесывала волосы Ипполиты и Петрониллы густым гребешком, смоченным в горячем уксусе, и выкуривала ненавистных букашек из их одежды какими-то травами.