Удивительное путешествие Помпония Флата

– Сперва скажи мне, кто ты такая.

– Я Береника, – ответила дева, станом богине подобная, – дочь покойного Эпулона. И как ты можешь судить по тому, что на мне туника с рукавами, я невинна. А по тому, что я намерена теперь же совершить, узнаешь, что в доме у нас траур.

И сказав это, она разорвала рукава туники, обнажив прелестные руки, а потом высыпала себе на голову горсть пепла. Я слегка удивился и сказал:

– Я не знаю обычаев этой земли и потому не мог сделать должных выводов, глядя на твои одежды и твои поступки, как и узнать, кто ты такая и что с тобой приключилось. И тем не менее расскажи мне обо всем, ведь известно, что людям, на которых свалилась беда, служит утешением беседа о своем горе с незнакомцем.

– Возможно, ты и прав: душа моя и вправду разрывается от печали, но мне нелегко поделиться ею с теми, кто удручен тем же самым горем, ведь беседа с ними лишь усилит не только мои, но и их страдания. Однако мне нелегко открыть сердце оборванцу, висящему на прутьях калитки.

– Судьба не всегда дарит нам право выбирать наперсника, – возразил я.

– В моем случае это особенно верно, – согласилась печальная дева, станом богине равная. – Заботясь о моей добродетели, родители держали меня взаперти с тех самых пор, как глаза мои открылись в мир, и я ничего о нем не знала еще два дня назад, а потом убийство моего почтенного отца явило мне действительность во всей ее жестокости. К счастью, убийцу схватили, и вскоре я смогу присутствовать на его казни. Это будет первый мой выход, и я очень волнуюсь, что нетрудно понять, – заключила она свою речь, потупившись.

– А когда ты видела своего любимого отца в последний раз?

– Когда его тело бальзамировали, поскольку, хотя римские обычаи и начали укореняться повсюду, мы, евреи, как тебе известно, отвергаем обряд сожжения.

– А можешь ли ты описать, как выглядел труп? Какие были на теле раны и повреждения? Или ты заметила порезы, царапины, синяки, укусы и прочие следы насилия? Оставались ли его члены гибкими либо уже успели окоченеть, что свойственно трупам, не преданным земле?

– По правде сказать, беседа наша не принесла мне обещанного тобой облегчения. И тем не менее я отвечу на твои вопросы. Когда я увидела труп моего отца, благочестивые женщины, присланные первосвященником, уже обмыли тело, забальзамировали его при помощи алоэ и завернули в пелены. Мне оставалось добавить кое-какие детали для украшения, прежде чем его положат в чудный узорчатый саркофаг из дерева. Из-за жары с погребением пришлось поспешить. И, раз уж мы вспомнили про жару, мне кажется, что, согласно законам гостеприимства, не подобает держать тебя и дальше под палящим солнцем и чуть ли не верхом на калитке. Сейчас я велю отпереть ее, чтобы мы могли продолжить беседу в более удобной обстановке, в тени садовых деревьев. Я омою тебе ноги и предложу еды и питья.

К великому моему удовольствию, милая дева с застенчивым ликом направилась в дом и вернулась со слугой, который отпер калитку, после чего удалился, оставив нас вдвоем в тенистом и благоуханном саду. Казалось, будто все идет к удачному финалу, когда злой рок внезапно нарушил ход моего расследования.

Глава VII

Я беседовал с печальной лилейнорукой Береникой, когда ее речи были прерваны гневными криками, долетевшими до нас из дома. И тотчас в сад вышел статный и красивый юноша с всклоченными волосами, который тащил за шиворот Иисуса. Удивленная и напутанная Береника, дева румяноланитная, спросила, что это за шум и откуда взялся незнакомый мальчик, на что красивый юноша в сердцах ответил:

– Клянусь Валаамовой ослицей! Я только что поймал этого маленького негодника, когда он пытался проникнуть через окно в библиотеку. Да содрогнутся небеса! Сейчас же прикажу слугам, чтобы они дали ему сто ударов. О проклятье! Я и сам бы наказал его как следует, если бы не был так расстроен всем случившимся! Какая жалость! Ведь мне так нравится хлестать мальчиков, хотя не меньше нравится, чтобы мальчики хлестали меня!

– Этот прекрасный и опечаленный юноша, – пояснила Береника, – мой брат Матфей, которого несказанно удручило убийство нашего благородного отца.

Я ничего не сказал в ответ, поскольку, рассудком и сердцем колеблясь, решал, стоит ли спасать неосмотрительного Иисуса из когтей разгневанного юноши или, бросив его на произвол судьбы, продолжить беседу с Береникой. Но я не успел разрешить для себя этот вопрос, так как тотчас в саду появился красивый и прыткий Филипп, видимо привлеченный криками. Он сразу узнал Иисуса и воскликнул:

– Клянусь Дионисом, а вот и мой друг Тит!

– Разве ты, Филипп, знаешь этого наглого мальчишку?

– Совсем недавно мы с ним встретились в термах, – сказал слащавый грек. И, указав на меня, добавил: – А также с его слишком уж много знающим и слишком любопытным отцом.