— Почтительно докладываю императору, — произнес Ли Бо, — пусть это дело не тревожит ваших священных дум. Прикажите послам завтра прйтти во дворец. Я при них, пользуясь их же письменными знаками, отвечу на послание их князя. Слова и выражения, которые я употреблю в письме, оскорбят и опозорят это государство и принудят его кэду смиренно покориться.
Тогда император спросил, что означает слово «кэду».
— У бохайцев принято называть князя кэду, — ответил Ли Бо, — все равно, как уйгуры называют своего князя кэхань, тибетцы — пуцзань, инородцы Юньнани — чжао, а *келантанцы
— симовэй. Каждый народ по-своему называет своего правителя.Император, увидев, как обстоятельно Ли Бо отвечает на его вопрос, так обрадовался, что на следующий же день произвел его в члены придворной Академии. Во дворце «Золотых колокольчиков» в честь Ли Бо был устроен пир. Мелодии *гун и шан
несколько раз сменяли друг друга. Лютни и арфы звучали в гармонии. Наложницы императора подносили вино, красавицы-служанки передавали кубки. Император предложил Ли Бо расстегнуться и пить без всяких церемоний. Ли Бо пил без конца и вскоре напился до бесчувствия, так что тело его совершенно ослабло. Император приказал евнухам унести его и здесь же, во дворце, устроить на ночь.На следующий день в *пятую стражу
император начал аудиенцию.Ли Бо еще не успел очнуться от опьянения, как евнухи стали торопить его на аудиенцию к императору. После того как была закончена церемония приема всех чиновников, Сюаньцзун приказал пригласить в тронный зал Ли Бо. Когда император увидел, что лицо поэта все еще носило следы опьянения, а глаза были подернуты пеленой, как у слепого, он приказал одному из придворных слуг распорядиться, чтобы в императорской кухне приготовили кислый рыбный суп, несколько отрезвляющий от вина. Вскоре слуга вернулся, неся на подносе чашку рыбного супа. Увидев, что суп так горяч, что от него идет пар, император царственной своей рукой взял палочки из слоновой кости и, помешивая суп, поднес его новому члену императорской Академии. Ли Бо опустился перед императором на колени, выпил суп и сразу же почувствовал себя бодро и приятно.
Чиновники, на глазах которых все это происходило, увидев, до чего дошел Император в своей благосклонности к Ли Бо, удивились и в то же самое время обрадовались. Они были удивлены тем, что император нарушил обычные правила этикета, а обрадованы тем, что император нашел нужного человека. Только Ян Гочжун и Гао Лиши были печальны, и лица их выражали неудовольствие.
Император приказал ввести послов. После того как послы совершили обряд приветствия и поклонения императору, Ли Бо в своем фиолетовом платье и атласной шапке, легкий и порывистый, как небожитель, подошел к трону и взял послание. Прислонившись к колонне, поэт прочел послание иноземцев без запинки, не ошибаясь ни в одном знаке.
Послы, изумленные, молча слушали.
— Ваше ничтожное государство, — сказал Ли Бо, обращаясь к послам, — вышло из рамок приличия. Сердце нашего мудрого императора широко, как небо, и вашим поступкам он не придает никакого значения. Поэтому император приказал мне ответить на ваше письмо. Вам надлежит только молчать и слушать.
Послы в трепетной дрожи упали на колени на ступеньки престола. Император распорядился поставить рядом с троном табурет, украшенный драгоценными металлами и редкими камнями, принести тушечницу, сделанную из *хотанской яшмы
, кисть из кроличьего волоса с ручкой из слоновой кости, палочку туши с прекрасным ароматом *«слюны дракона», цветную бумагу, разрисованную золотыми цветами, и разложить все это в должном порядке. Затем пригласил Ли Бо занять место на табурете и набросать ответное послание.— Слуга вашего величества во время вчерашнего пира запачкал свои сапоги, — доложил Ли Бо. — Смею надеяться, что вы окажете императорскую милость и разрешите мне снять сапоги и очистить носки, тогда я смогу занять свое место.
, вняв просьбе Ли Бо, приказал младшему евнуху снять с Ли Бо сапоги.— Ваш слуга еще хочет сказать кое-что, — снова обратился Ли Бо к императору, — но я лишь тогда осмелюсь доложить, если ваше величество заранее простит мое безрассудство.
— Что бы ни сказал почтеннейший, я не стану его винить, — пообещал император.