Удивительные истории о 90-х

Тая провела пальчиком по картону, ощущая приятную текстуру льна.

– Бумага дизайнерская, – пояснил Богданов.

– Красивая.

– Дрянная. На нее краска плохо ложится, подтекает. Второй раз Ахмедова переделываю. А Дашка злится, что долго.

Богданов положил в надтреснутое блюдце сигарету. Подровнял пачку визиток, постучав о столешницу. Закрепил на железной конструкции, похожей на гильотину.

– Нет никого злее списанных бортпроводниц, – произнес он авторитетно и нажал на кнопку.

Нож гильотины опустился, отрезал тонкие полоски картона и вернулся на место.

– Почему? – опешила Тая.

Мастер смахнул мусор на пол и закрепил пачку другим боком.

– Если не проходят медкомиссию, остаются в порту, чтоб на пенсию раньше выйти. В малярши идут, в обойщицы, в уборщицы салонов. Когда меня дежурным по стоянке ставили, ругался с ними вдрызг. У нас, техников, обед начинался в двенадцать, а у них – на полчаса позже. Прихожу закрыть самолет, а они орут матом, что еще посидят. Ничего не делают, просто в креслах валяются.

– Приходилось ждать?

– Не. Я просто отогнал один раз трап и ушел. Шелковыми стали… А Дашка в уборщицы не пошла. Плюнула на пенсию, завела свою фирму. Потом меня перетащила. В шелкографы.

– Дарья была стюардессой?!

Гильотина сделала еще один срез. В дверь мастерской постучали, и Тая побежала открывать. На пороге стоял кудрявоголовый Лева, менеджер по «наружке».

– Вот ты где! Директор тебе денег за аренду не оставляла? Ясненько. – Он развернулся и побежал по коридору. Тая – за ним.

Посреди холла, уперев руки в боки, стояла черноволосая круглобедрая женщина в спортивной куртке и фиолетовых лосинах. Известие об отсутствии директора и денег ее огорчило.

– Ну, пусть позванит, когда прыедэт, – кивнула она, сверкнув золотым клыком, – падожду. Но в послэдний раз. Жэлающий есть на помэщения. Дороже платить будэт. И вовремя.

* * *

– И как тебе… ведьма?

Мама сидела, выпрямив спину, и теребила бахрому скатерти кухонного стола. Тае не хотелось отвечать, особенно рассказывать, что там был папа. Сломав две спички, она от третьей зажгла конфорку и поставила чайник. Выбрасывая обгорелую палочку, заметила в ведре белые кругляши таблеток. Один подняла – блестящий, как конфетка в глазури.

– Это ж твое лекарство!

– Ой, я случайно смахнула, – всполошилась мама, – помню, что приготовила принять, но не смогла найти.

– Выдавила сразу несколько штук? Пожалуйста, будь внимательнее, они такие дорогие, – попросила Тая, с сожалением выбрасывая таблетку. – У нас шашлыком пахнет, не чувствуешь?

– Может, от соседей, – поморщилась мама и положила ладонь на верх живота, – меня весь день тошнит.

Тая нахмурилась. Приступы поджелудочной мучали маму уже год. Первую скорую вызвали как раз в день, когда папа собирал свои вещи.

– А я рулетик принесла, вишневый.

Мама покачала головой:

– Химический. Я буду кашу.

После чая и свежесваренной овсянки разговор вернулся к Дарье. Пришлось рассказать про черную, словно выстриженную по линейке челку, про военную походку и командный голос.

– Понятно, – мама всхлипнула и сжалась, обняв себя руками, – совсем не в его вкусе. Приворожила, гадина.

Ночью вызывали неотложку. Врач предложила ехать в больницу, но мама, как всегда, отказалась.

Тая смотрела, как иголка входит в ее руку, тоненькую, с темными жгутиками вен, и беззвучно шептала: «Ведьма».

* * *

Работа оказалась несложной, но нервной. Таю дергали все, кроме Богданова: менеджеры, курьеры, заказчики, дизайнеры и сама Дарья. Факс почти не смолкал, часто печатал многостраничную рекламу. Тая поначалу побаивалась ее выбрасывать. Потом поняла, что о приходе важных документов менеджеры сообщали заранее. Стационарные телефоны стояли в каждом кабинете, но лучшую связь давала беспроводная трубка, и Тая бегала с ней то в один отдел, то в другой.

Пришлось быстро освоить таблицы и основы графических программ на компьютере, разобраться, как работают ксерокс и даже ризограф. «Это такой копировальный аппарат, только делает много копий подряд», – пыталась объяснить она дома. Но мама только вздыхала и смотрела с упреком. «Вот поступила бы в институт, не бегала бы с чужими бумажками», – читалось в ее глазах.

Удивляло, что сама Дарья работала довольно много. Раньше думалось, что она бездельничает, живет в свое удовольствие. Однако директор вела множество переговоров, контролировала крупные заказы, читала деловые журналы, ездила на семинары и часами разбирала вопросы с приходящим бухгалтером.

Слышать папин голос в офисном телефоне было непривычно, но радостно. Впрочем, разговор обычно ограничивался несколькими фразами.

– Как справляешься, Таечка?

– Стараюсь.

– Как мама?

– Болеет. Тебе Дарью?

Когда Тая, передав трубку, выходила из кабинета, обычно слышала: «Ты покушал, Зайчик? А шарфик надел?» Мама всегда называла сюсюканье противным, и теперь Тая поняла почему.

Сегодня, поговорив с «Зайчиком», Дарья позвала ее к себе и закрыла дверь на задвижку.

– Ты хорошо работаешь, – неожиданно похвалила она, – очень быстро освоилась, и менеджеры тебя хвалят.

Тая почувствовала на щеках жар и, глядя в пол, поблагодарила.