Катька пригляделась к деду Василию. Тот, поймав ее взгляд, подмигнул и затянул песню про каких-то сватов. «Этот тоже», — догадалась Катька. Она таращилась на бабушкиных товарок, припоминая, кто из них кто. Кажется, у всех были внуки. Кажется, неженатые. Дед Василий ласково похлопал Катьку по плечу, понимающе кивнул. «Заговорщики, бес им в ребро». — Катька хотела разозлиться, но почему-то засмеялась. Из шкафа протянулась знакомая узловатая рука и погладила ее по голове.
— Рассказывай, баб! — потребовала Катька, когда все разошлись.
Дед Василий при этом пытался вынести гитару, но Сазоновна защемила ему ногу дверью: «Положь, пригодится — еще выстрелит к концу пьесы».
— Ба? — Катька обошла квартиру. — Давай выкладывай, что за секта у вас.
— Ничего и не секта, — обиделась бабушка, болтая ногами с комода. — Так… кружок взаимопомощи.
— Вы там… — Катька перебирала в голове сидевших за столом, — и правда все поумирали?
— Свят-свят, — бабушка отмахнулась, — зачем же все-то? Некоторые.
— А для чего ты в шкафу тогда сидела?
— Обвыкалась, — сказала бабушка и пропала с легким щелчком, словно закрыли пудреницу.
А дальше Катька жила одна. Тоже обвыкалась. Просыпаться под тишину, молча уходить на работу, возвращаться с вечерних лекций в пустую квартиру, создавать запах шарлотки в доме, засыпать без бубнящего телевизора. Сначала Катька подолгу вслушивалась, не щелкнет ли пудреница, но в конце концов уверилась, что бабушка — мертвая бабушка, ущипнувшая деда Василия за зад, — была галлюцинацией. «Точно, — решила Катька, печально заворачиваясь в бабушкин плед, — мне просто хотелось, чтобы она была всегда. И я ее выдумала… вот такой».
Едва Катька порадовалась, что не успела никому рассказать о постигших ее глюках, бабушка начала безобразничать. Телевизор каждый вечер включался сам собой, и когда повторяли «Рабыню Изауру», все остальные каналы заклинивало. Бабушка подолгу занимала ванную, и Катька отчетливо слышала звук шипящего душа и дребезжащий голос, исполняющий то Зыкину, то Кобзона.
— Ка-а-тьк? — требовал голос. — Спинку потрешь?
Катька бежала на зов, хваталась за ручку… Да что там, можно было привыкнуть наконец. Ванная как ванная, пустая, и раковину почистить надо давно. Разве что шампунь открыт? Или сама забыла?
— Баб, ты не покажешься? — Катька задерживала дыхание, ждала щелчка.
«В свое время», — писала бабуля на зеркале и не показывалась.
Катька осторожно отступала, медленно прикрывала дверь, прикладывала к щели ухо… ничего. Но как только клацал язычок замка — вода снова шумела, трубы гудели, бабушка мылась:
— …Душу — богу, сердце — даме, жизнь — государю, честь… — тут бабушка срывалась на грозный фальцет, — нииии-ко-му!
Про честь бабушка не шутила, это Катька уже потом поняла. Но сначала были пироги. «Ничего ты не хочешь перенять, — повторяла при жизни бабушка. — А вот помру? Кто тебя научит пироги печь?»
Пирогами, по мнению бабушки, следовало радовать мужа, отсутствие которого не давало покоя бабушкиной душе. Катька понимала, что умение печь в некотором роде пережиток — сейчас можно купить любую выпечку. Однако пироги, судя по всему, тоже были пунктиком, держащим бабушку в промежуточном астрале. И Катька решила не противиться. Тем более что устала мыть рассыпанную по полу кухни муку и смотреть на список ингредиентов, написанный маркером на холодильнике — бабуля недвусмысленно требовала действий.
С третьего раза тесто все-таки поднялось как надо, и бабушка его одобрила. Катька поняла это, когда к ее ногам подкатился кочан капусты для начинки, а из морозилки выплыла курица, почему-то уже размороженная. Независимый эксперт Сазоновна пироги оценила и половину забрала с собой, якобы угощать деда Василия, в физической сущности которого Катька до сих пор не была уверена.
После пирогов бабуля некоторое время не куролесила, а потом Катька нашла свеклу в чайнике. Так мало-помалу она научилась готовить борщ с черносливом, фаршировать гречей карпа и даже гнать самогон — «на всякий случай».
Когда вместо весов Катька достала из-под кровати поваренную книгу, она поняла, что бабуля нацелена готовить счастье по рецепту. И Катьке придется освоить все пятьсот двадцать четыре, если только этот процесс срочно не прервется свадьбой.
Катька волновалась, что бабушке неспокойно. За себя, если честно, волновалась еще больше, но и мужа добыть на скорую руку тоже не могла.
С парнями у Катьки не складывалось, хоть была она бойкая и черноглазая. Те, кто нравился ей, не торопились ухаживать. А те, кому нравилась она, не тянули на роль женихов. Так что бабушкино «когда замуж выйдешь» Катьку, скорее, ранило. Замуж она, в общем, хотела, хотя и говорила всем, что нет. Естественно нет, вот так даже. Но по сторонам смотрела — на безрыбье. Бабушка тоже смотрела, и Катьке еще предстояло в этом убедиться.
Славик подкатил к Катьке на дне студента. Был он трижды победителем ежегодного городского забега и немного выпивши.
— А ты ничего, — банально объявил Славик и увязался за Катькой до остановки, ненарочно забыв на дискотеке девочку, с которой пришел.