Читаем Удивительные истории о словах самых разных полностью

ерундá, Р. ерунды́ вздоръ, чепуха: ерундить.

– Без сомнения, семинарское, от лат. gerundium (Зеленинъ, РФВ. 54, 115. Гротъ, ФР. II, 329 прим. Въ АСл. (2, 136) неопредѣленно «иностр. происх.».

Здесь опять-таки ссылка на Д. К. Зеленина, но при этом еще на Грота и на загадочное «АСл.». Что бы это значило?

А вот что. Яков Карлович Грот (1812–1893) был видным русским филологом и лексикографом, автором, в частности, «Филологических разысканий» («ФР») – солиднейшего двухтомного труда по истории русской словесности. Слово «ерунда» Я. К. Грот не исследовал, и во всем труде о нем лишь три упоминания – одно в сноске (то самое «прим.»), в связи со словом «ахинея»: «Ахинея – вѣроятно такое же семинарское слово, какъ напр. катавасiя, ерунда, ермолафiя»35. Как видим, «ерунда» и здесь в ряду «семинарских» слов. «АСл.» – это «Словарь русского языка, составленный вторым отделением Императорской академии наук (СПб., 1895). В нем, как мы уже поняли, о слове «ерунда» сказано «неопределенно»: «иностранного происхождения».

Наконец, заглянем в «Этимологический словарь русского языка» Макса Фасмера:

ерундá (Тургенев, Лесков), ерунди́ть. Следует объяснять как слово семинарского языка, из лат. gerundium; см. Зеленин, РВФ 54, 115 и сл.; Грот, Фил. Раз. 2, 293. Ср. у «Лескова («Соборяне» 423) указание на книжное происхождение слова, а также на форму герундá. Отсюда ерунди́стика по аналогии стати́стика и под.

Мне нравится это «следует объяснять». И нравятся отсылки к литературе – к Тургеневу и Лескову, хотя упоминания о Некрасове почему-то нет, а надо было бы отдать должное Николаю Алексеевичу: как-никак, именно он ввел это словечко в литературу.

Ну, и что там с «ерундой» у Лескова в «Соборянах» (1867–1872)? Всего лишь один небольшой фрагмент романа:

«Отец Туберозов хотя с умилением внимал рассказам Ахиллы, но, слыша частое повторение подобных слов, поморщился и, не вытерпев, сказал ему:

– Что ты это… Зачем ты такие пустые слова научился вставлять?

Но бесконечно увлекающийся Ахилла так нетерпеливо разворачивал пред отцом Савелием всю сокровищницу своих столичных заимствований, что не берегся никаких слов.

– Да вы, душечка, отец Савелий, пожалуйста, не опасайтесь, теперь за слова ничего – не запрещается.

– Как, братец, ничего? слышать скверно.

– О-о! это с непривычки. А мне так теперь что хочешь говори, все ерунда.

– Ну вот опять.

– Что такое?

– Да что ты еще за пакостное слово сейчас сказал?

– Ерунда-с!

– Тьфу, мерзость!

– Чем-с?.. все литераты употребляют.

– Ну, им и книги в руки: пусть их и сидят с своею “герундой”, а нам с тобой на что эту герунду заимствовать, когда с нас и своей русской чепухи довольно?

– Совершенно справедливо, – согласился Ахилла и, подумав, добавил, что чепуха ему даже гораздо более нравится, чем ерунда.

– Помилуйте, – добавил он, опровергая самого себя, – чепуху это отмочишь, и сейчас смех, а они там съерундят, например, что бога нет, или еще какие пустяки, что даже попервоначалу страшно, а не то спор.

– Надо, чтоб это всегда страшно было, – кротко шепнул Туберозов».

Что-то не видно здесь «книжного происхождения» слова. То, что «все литераты употребляют», – еще не указание на книжность. Да и «герунда» здесь никак не связана с герундием: отец Савелий просто иронизирует над новым и непривычным словом.

Пора, наверное, объяснить, что такое «семинарские» слова. В любую эпоху в разных слоях общества рождаются новые слова. Эти любопытные словечки (разумеется, не все и не всегда) входят сначала в разговорный, а затем и в литературный язык – из профессиональной среды, из технического лексикона, из молодежного сленга.

«Семинарский» язык – как раз такой молодежный сленг и есть, только бытовал он в ту пору, когда слова «сленг» в русском языке и в помине не было. Семинаристы – учащиеся духовных семинарий – переиначивали на свой лад слова из греческого и латинского языков, которые им полагалось изучать, либо же присоединяли к русским словам латинские и греческие приставки и суффиксы, и рождались: антимóния (в выражении антимóнии разводить), ахинéя, бéстия, грубия́н, заведéнция, поведéнция, рацéя, сви́нтус

Перейти на страницу:

Все книги серии ЛУЧ - Лучшее увлекательное чтение

Удивительные истории о существах самых разных
Удивительные истории о существах самых разных

На нашей планете проживает огромное количество видов животных, растений, грибов и бактерий — настолько огромное, что наука до сих пор не сумела их всех подсчитать. И, наверное, долго еще будет подсчитывать. Каждый год биологи обнаруживают то новую обезьяну, то неизвестную ранее пальму, то какой-нибудь микроскопический гриб. Плюс ко всему, множество людей верят, что на планете обитают и ящеры, и огромные мохнатые приматы, и даже драконы. О самых невероятных тайнах живых существ и организмов — тайнах не только реальных, но и придуманных — и рассказывает эта книга.Петр Образцов — писатель, научный журналист, автор многих научно-популярных книг.

Петр Алексеевич Образцов

Детская образовательная литература / Биология, биофизика, биохимия / Биология / Книги Для Детей / Образование и наука
Что день грядущий нам готовил?
Что день грядущий нам готовил?

Книга Пола Майло впервые рассказывает о том, что было «видно» в нашем 21 веке из века 20-го. Это поразительная коллекция предсказаний, сделанных учеными, экспертами и публицистами 20 века, — предсказаний удачных (их не очень много), скандальных (умеренно много), смешных (весьма много) и… неудачных (подавляющее большинство). Но главное — как обнаружил автор, «предсказания позволяют оценить не только и не столько даже будущее, сколько настоящее».Пол Майло — американский журналист, лауреат нескольких профессиональных премий. Сотрудничал с «Уолл-стрит джорнал», «Бостон глоуб» и многими другими крупными изданиями. «Что день грядущий нам готовил?» — его первая книга.

Пол Майло

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Научпоп / Образование и наука / Документальное
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Умные растения
Умные растения

Как они заманивают и обманывают, защищаются и помогают друг другу.Обычно мы не задумываемся об этом, однако растения вынуждены ежедневно решать чисто человеческие проблемы. Им нужно хорошо питаться, чтобы расти, защищаться от агрессоров и конкурентов, чтобы выживать, искать партнера, чтобы продолжить род, и в конце концов — заботиться о потомстве. Но как же растения, не обладающие ни мозгом, ни нервами, ни мышечной силой справляются с такими сложными задачами? Новейшие открытия демонстрируют, что у растений есть и аналог нервной системы, и своя мускулатура, и даже… нечто вроде мозга! В книге немецкого физика, писателя и телеведущего Фолькера Арцта впервые, причем наглядно и увлекательно рассказывается о том, как цветы, травы, кусты и деревья «придумывают» все новые решения своих повседневных проблем.

Фолькер Арцт

Приключения / Природа и животные

Похожие книги

Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука