Удивительные машины доктора Хейлмана (СИ)

У моего брата широкие плечи и крепкие руки, у нас обоих – идеальное здоровье, непомерная удачливость и несколько жизней в запасе. Дуги и Дженни Доусоны – известные имена и лица, они красуются на каждой стене, с надписью «мертвыми», с зачерканным «живыми или», с растущей ценой... А кто знает доктора Хейлмана? Очевидно, никто, раз брат мой так задерживается.

– Скажи, – попросила я, придвинувшись ближе к пленнику. – Скажи, что ты делаешь. Раз, по словам Вагоша, завершение твоего дела уже совсем близко.

Раз так близко твоя смерть, доктор Хейлман. Раз ты с таким счастьем веришь в нее.

Доктор Хейлман долго, очень долго смотрел на меня, а потом улыбнулся и прошептал:

– Сама узнаешь. Дженни, поверь мне, ты сама все скоро узнаешь. Я бежал от смерти и надеялся... А вы ведь надеяться не должны, верно? Глупо бандитам надеяться на спасение...

Все верно, доктор Хейлман. Только вот мне хватило сил не поддаваться панике, а брату – нет.

Доктор Хейлман, пожалуй, вы могли бы сбежать от судьбы, если бы тогда отодвинулись от меня подальше, а не попросили стереть кровь с лица. И не улыбались. Тогда мой брат, может, и сдержался бы, но мы были слишком близко друг к другу, а Дуги всегда и во всем видел угрозу.

Да и вы, признаться, бесили его с самого начала.

Ведь не смеются, доктор Хейлман, когда из разбитого носа хлещет кровь. И не слушают угрозы столь внимательно и снисходительно. И не говорят так – без тени страха.

И не шутят, как вы пошутили с нами.

– И этими руками ты стреляешь... – пробормотал он, когда я потянулась с платком к его лицу. – Кукольные руки... А ты знаешь, – он усмехнулся. – А ты знаешь, что кукла может стрелять лишь с левой руки? Правой хорошая кукла держится за юбку, или протягивает цветок, или подносит ладонь ко рту...

Я видела кукол на ярмарках, в детстве. Скрипящих, плюющих маслом, нервно дергающихся под музыку... Они показались мне страшными. Говорят, с тех пор прогресс далеко ушел, и в больших городах в ходу настоящие представления с множеством механических кукол.

– К чему ты это?

– Ни к чему. Просто – увидишь куклу, смотри на ее руки. Опасные твари, эти куклы.

Получилось, что ровно за секунду до своей смерти доктор Хейлман смеялся – как положено удачливому вору, грабителю и сорвиголове.

Как хотелось бы мне.

Скоро мой брат уже полностью разучился смеяться.

– Ты мог меня задеть, – сказала я, поднявшись на ноги и глядя вниз, на улыбающегося доктор Хейлмана.

– Не мог, – нервно дернул плечом Дуги. – Этого скота и вправду никто не знает!

Он заметил, что для самой себя я слишком долго смотрю на труп.

– Он что-то рассказал тебе? Дженни, ты что-то узнала?

Я передала ему предсказание Вагоша. И поздно догадалась – вместо меня говорила месть.

Местью звали женщину из того городка. Бабка ее была из племени навахо. Это я предложила поискать здесь кого-нибудь из индейцев, и Дуги удивился тому, что доктор Хейлман тоже питал к ним симпатию.

– Знаете ли вы доктора Хейлмана? – спросила я утром, подходя к дому, на крыльце которого сидела сухонькая, как ветвь, старуха.

Настоящее имя Мести никто не знал. Уже тогда мне подумалось, что эта история становится все более зловещей.

– Он подходил к вам? – требовательно спросил Дуги. – Он говорил с вами?

– Уйди прочь, заклейменный, – махнула рукой старуха. – Говори ты, – она кивнула мне.

– Он говорил с вами? – повторила я и схватила Дуги за руку, чтоб не пальнул.

– Говорил, – беззубо улыбнулась Месть. – Вот как раз перед вашим приходом.

Дуги все-таки схватился за револьвер.

Пожалуй, я жалею, что остановила его.

Ведь, мертвой, старуха не рассказала бы нам про удивительные машины доктора Хейлмана.

Вряд ли дух доктора Хейлмана навестил Месть. Скорее, этот странный человек просто растрепал все старухе, которая ему понравилась. Вероятно, это было частью предсказания Вагоша. Не знаю.

Только я смеялась, слушая старушечьи бредни, а вот Дуги... Дуги собрал всех и наведался в местный банк. Он искал смерти, придурок. И не нашел, разумеется.

Через неделю, уже в другом городе, банда веселилась. Дуги пил и пил, и еще смеялся, а я уже видела – он болен. Черное наше сердце, одно на двоих, как и всегда у близнецов, горело оно и говорило мне, что брат мой болен, болен, болен.

И вот он завалился в комнату с какой-то шлюхой, а я – пошла седлать лошадей.