«Вообрази, моя дорогая Эногат, отчаяние дяди, гнев, который его охватил, а также мое разочарование — не потому что мы не нашли сокровищ, а потому, что наш отъезд в Сен-Мало, мое возвращение к тебе откладывается! Я думал, что мое сердце разорвется…»
У Эногат при этом известии тоже забилось сердце, она понимала страдания Жюэля.
— Бедный Жюэль! — прошептала девушка.
— И ты, моя бедняжка! — сказала мать.— Продолжай, дочь моя!
Прерывающимся от волнения голосом Эногат продолжала:
«Камильк-паша предписал сообщить об этой новой проклятой долготе некоему Замбуко, банкиру из Туниса, которому, в свою очередь, известна широта, вторая широта. Очевидно, сокровища зарыты на другом острове. По-видимому, наш паша в долгу перед этим человеком, и тот когда-то, так же как и наш дедушка Антифер, оказал ему большую услугу. Поэтому египтянину пришлось разделить свои сокровища между двумя наследниками, что, конечно, уменьшает долю каждого наполовину. Отсюда невероятный гнев — чей, ты знаешь сама! Всего лишь пятьдесят миллионов вместо ста!… О, я бы предпочел, чтобы этот великодушный египтянин оставил только сто тысяч, и тогда дядюшка, унаследовав сравнительно скромное состояние, перестал бы чинить препятствия нашему браку!»
И Эногат произнесла:
— Разве деньги так уж важны, когда двое любят друг друга!
— Нет, они даже мешают! — убежденно ответила Нанон.— Продолжай, дорогая!
Эногат повиновалась.