Удивительные приключения Марко Поло

В горне пылал огонь. Голубые язычки прыгали по мелконаколотому древесному углю. Когда раздували мехи, уголь вспыхивал красно-желтым пламенем, озаряющим закоптелую кузницу, лицо кузнеца и его молодого ученика Ши Лянь-цзана. Кузнец был по пояс голый. Только кожаный фартук защищал его худую костистую грудь от снопов искр. Щеки кузнеца были обезображены двумя рубцами — так в Катае клеймили преступников.

Ши Лянь-цзан раздувал мехами огонь, а кузнец держал кусок железа, зажав его в щипцах. Дверь кузницы выходила на улицу. Вечернее солнце отбрасывало на мостовую тени одноэтажных деревянных домов, лотков и деревьев.

Из трубы, прилаженной к колодцу, тоненькая струйка воды текла в бассейн, и его прозрачная гладь покрывалась зыбью. К бассейну подходили женщины и девушки с кувшинами, подставляли их под тонкую струю и болтали, ожидая, пока наполнялись кувшины.

Кузнец вынул из горна раскаленный железный брусок, положил на наковальню и принялся отбивать молотом. Когда железо приобрело нужную форму, мастер бросил подковку в угол, к другим изделиям, вытер с лица пот и выглянул на улицу. Вид этой с детства знакомой ему улицы согрел сердце кузнеца, но вместе с тем и наполнил печалью. Перед ним, словно на сцене, проходили разные люди. Одних — тех, что были в ярких одеждах, — сопровождали слуги или служанки, которые прокладывали им дорогу в толпе, а другие, одетые плохо, порой едва прикрытые жалким рубищем, несли тяжести, расхваливали под звон колокольчиков свой грошовый товар. В зловонных помойках, отгоняя ворчащих собак, рылись нищие.

Перед лавками, перед лотками торговцев и хиромантов, звездочетов и писцов висели красные полотнища с большими белыми иероглифами, и это придавало пестрой уличной картине яркость и жизнерадостность.

Ши Лянь-цзан, склонив голову, вслушивался в шумы улицы, стараясь уловить то, что не дано было видеть его незрячим глазам. Мир ученик кузнеца воспринимал на слух, ощупью, вдыхая запахи и вспоминая о свете. Это воспоминание было так несказанно прекрасно, что до сих пор Ши испытывал восторг при одной мысли о нем. Но воспоминание это было таким далеким, что мальчик не знал, то ли это сон раннего детства или лучезарное сияние иного мира.

Ши часто сидел во дворе и играл на бамбуковой флейте.

Огонь пылал в горне.

— Близится вечер, Ши, — сказал кузнец Ван. — Выйди на улицу, погуляй с товарищами.

— Я лучше посижу за домом, отец Ван.

Ши уверенно подошел к маленькой двери, и вскоре до Вана донеслись нежные звуки флейты.

— Ты не отличаешь дня от ночи, Ши, но, когда ты играешь на флейте, мне кажется, что само божество беседует со мной.

Железные стержни, сваленные у наковальни, имели форму мечей и наконечников для пик.

Когда Ван был мальчиком и играл перед кузницей отца, Ханбалык назывался еще Яньцзинь и был резиденцией «сына неба». Кузница была расположена вблизи водоема, и, когда у Вана выдавалось свободное время, он садился на зеленую траву и кидал мелкие камешки в пруд или вырезывал из бамбука кораблики.

Потом Хубилай-хан завоевал город и велел провозгласить себя сыном неба.

Сперва жизнь в городе мало изменилась. Но вот однажды из уст в уста стали передавать непостижимую новость: все катайцы должны покинуть Ханбалык и переселиться на другой берег реки, туда, где возвышался императорский дворец. Из Ханбалыка и его окрестностей с насиженных мест согнали десятки тысяч ремесленников и насильно переселили на другой берег. Так вокруг императорского дворца возник город Даду.

Новый город был выстроен в форме квадрата, сторона которого равнялась шести милям. Вокруг города была сооружена мощная белокаменная стена длиной в двадцать четыре мили с тремя воротами на каждой стороне. Над всеми воротами и между ними были выстроены красивые башни, в которых хранилось оружие городской стражи. Двенадцать тысяч солдат охраняли эти крепкие стены.

Широкие, прямые улицы, пересекая город, вели от ворот к воротам. По обе стороны мостовой тянулись лавки, лотки, мастерские. Все земельные участки имели форму четырехугольника, и дома строились в самом центре участка, так что от улицы их отделяли дворы или сады. Новый город, распланированный с геометрической строгостью, походил на шахматную доску. В центре сооружена была высокая башня с великим колоколом. С наступлением темноты трижды били в этот колокол, и после третьего удара никто не имел права без особого разрешения выходить на улицу. Нарушить этот строжайший запрет можно было, только если тяжелобольной нуждался в срочной помощи, но тогда впереди врача должен был идти слуга с фонарем, оповещая всех о причине ночного хождения.

С наступлением темноты мертвая тишина воцарялась в огромном городе, днем подобном кишащему муравейнику. Только команды дозорных (в таких командах было человек тридцать-сорок) шагали по пустынным улицам. Нарушителей тут же отводили в тюрьму, а на следующий день их судили. За выход ночью на улицу били палками, часто забивая виновного насмерть.