До рассвета я не спал, прислушиваясь к каждому шороху из комнаты, где лежала мать. Отец всё время сидел у её кровати. Приняв лекарство, привезённое доктором из городской больницы, мать, наконец, задремала. На рассвете бабушка сменила отца. Сквозь неплотно прикрытую дверь я видел, как бабушка с работой в руках сидела подле окна, поминутно взглядывая на спящую мать. Потом, измученный, я всё-таки уснул.
Утром меня разбудил отец.
— Алексей! Пора в школу!
У матери сидела Сёмкина хозяйка. Мать чувствовала себя лучше, но была очень слаба. Видел я её только издали.
После чая бабушка надела на голову чёрную плетёную косынку, которую она носила только в тех случаях, когда ходила по делам или в церковь. Я понял, что она идёт к Храниду… Отец тоже собирался идти на службу.
— Провожу тебя до школы, Алексей! — сказал отец. — Нам по пути.
Это было первый раз в жизни, что он предложил пойти вместе. Видно, на душе у него было очень тяжело.
Так как я пришёл в класс минут за двадцать до звонка, то я успел решить задачи и кое-как выучить стихотворение. На уроках я был невнимателен и поминутно хватался за карман, боясь, не потерял ли я квитанцию из ломбарда.
Торопыгин несколько раз заговаривал со мной, но я смотрел на него волком. Я злился, что, поддавшись страху, зря подарил ему Сёмкин ножик.
Как только кончился последний урок, я стремглав выскочил из школы.
— Власьев, пойдём вместе! — крикнул Торопыгин мне вслед.
— Я в аптеку! — соврал я и побежал к ломбарду.
Погода, холодная и пасмурная с утра, совсем испортилась. Лил дождь, и в воздухе временами кружились снежинки. Не обращая внимания на лужи и потоки грязи, я мчался к ломбарду. Про себя я шептал фразы, которые скажу Храниду. Я собирался просить его только об одном: не убивать Снежка и принимать еду для него до тех пор, пока я не выкуплю его. В сумке у меня лежали кусок хлеба и немного варёного мяса. Мясо я потихоньку вытащил из чугунка со щами на кухне.
Когда я подбежал к ломбарду, повалил такой густой снег» что я не сразу разглядел, что на дверях висит объявление. Только подёргав дверь, я увидел его.
«Ломбард закрыт до субботы по случаю весенней дезинфекции помещения»
—было написано в объявлении.
Теперь я заметил, что окна ломбарда, выходившие на улицу, были закрыты ставнями. На ставнях висели большие чёрные замки.
Я кинулся к воротам и постучал в калитку. Может быть, Хранид всё-таки возьмёт еду для Снежка… Но никто не шёл на мой стук. Я колотил руками и ногами так, что грохот разносился по всей улице… Всё было напрасно…
Я понял: в доме никого нет. Разве только глухонемая сестра сторожа, но она всё равно не услышит. Забыв всякую осторожность, я бродил подле ломбарда. Вот так близко от меня, отделённый всего одной бревенчатой стеной, сидел в комнате, пропахшей нафталином, наш Снежок. Бедный, голодный Снежок… «Сегодня среда. Снежок не ел уже три дня», — высчитал я.
Снег продолжал идти. Он падал огромными мокрыми хлопьями, похожими на нащипанную вату. Прохожих на улице не было, непогода загнала всех по домам. Я заметил, что под воротами была довольно широкая щель.
Убедившись, что поблизости никого нет, я лёг на живот прямо в месиво из грязи и снега и попробовал пролезть под ворота. После некоторого усилия мне это удалось. Мокрый и грязный, Я обогнул дом и подошёл к заднему крыльцу. Под навесом стоял самовар, из которого шёл пар. «Значит, в доме кто-то есть. Я передам еду для Снежка…» — шевельнулась во мне надежда. Я робко постучал в дверь.
В ту же секунду из чуланчика, пристроенного рядом с крыльцом, выскочила глухонемая. В руках у неё был большой окровавленный нож…
Она схватила меня за шиворот и стала трясти изо всех сил, мыча и брызгая мне в лицо слюной.
С криком я вырвался от неё и бросился к воротам. Глухонемая с мычанием бежала за мной. Я понял: если я полезу под ворота — она настигнет меня. И вдруг я увидел в калитке щеколду. Меня до сих пор удивляет, как это я, в минуту отчаянного страха, всё-таки успел заметить её.
Подняв щеколду, я выскочил на улицу и помчался, наверное, с не меньшей быстротой, чем ковбой на вороном коне, нарисованный на обложке той книжки, которую мне показывал Сёмка. Некоторое время я ещё слышал позади мычание глухонемой и шлёпанье её босых ног по мосткам, потом я понял, что она отстала.
Должно быть, у меня был очень странный вид, когда я пришёл домой. Как только бабушка увидела меня, она спросила, не заболел ли я.
— Только ещё не хватает, чтобы и ты свалился! — сказала она. — Машеньке опять хуже стало. (Мою мать бабушка всегда называла Машенькой.) Жар сильный поднялся. Ты пока не ходи к ней, Алёша.
Я уверял бабушку, что вполне здоров, только немного устал, так как сегодня было много уроков. Заметив, что я совершенно вымок, бабушка велела всё снять с себя и залезть под одеяло.
— Казалось мне, что в щах остался кусок мяса… — бормотала она, шаря ложкой в чугунке. — Хотела тебе дать…