Уэлихолн

— В библиотеке, — проворчала тетушка Мегана. — Он оттуда уже два дня не вылезает.

— От тебя же и прячется, — все так же «миленько» проворковала тетушка Рэммора, обернувшись к сестре.

— Если вы не против, я пойду пообщаюсь с дядюшкой, — сказал Виктор и попытался вымученно пошутить: — И попросите нашего ключника не запирать за мной дверь, если вас не затруднит.

— О чем ты говоришь, дорогой? — удивилась тетушка Рэммора. Кажется, даже искренне. Она явно не понимала, о чем речь.

— Ну, ключника! Старик ваш, — пояснил Виктор. — Мистер Биггль, кажется. Он открыл мне дверь и сказал, что работает здесь.

— Еще не хватало кому-то платить за открывание дверей! — негодующе воскликнула тетушка Мегана. — Это тебе не Лондон, парень! Здесь нет швейцаров!

— Но он был! — упорствовал Виктор. — Неприятный мистер Биггль с чертополохом на окне.

— Да, Вик, — сказала Кристина, пристально на него глядя. — Это странно. Здесь нет никаких Бигглей.

— Но…

— Мы бы знали…

— Хорошо, — сконфуженно проговорил Виктор.

Пообещав себе после во всем разобраться, он развернулся и направился в библиотеку.

Тетушки и сестра остались в гостиной. Ссора явно сошла на нет, и заботливая Кристина не замедлила это исправить:

— Так что там с метлой за три сотни?

Рэммора с Меганой сразу же продолжили склоку, словно вернулись на прежнюю радиоволну.

— Нет, ну чертовка! Как только в твою усохшую головешку пришла мысль отдать мою дорогущую лондонскую метлу какой-то бродяжке!

— Можешь ее найти и потребовать обратно свою «дорогущую лондонскую метлу». Скажешь, тебе летать не на чем.

— Ну ты у меня попляшешь… — сквозь зубы процедила тетушка Мегана. — Клянусь тебе, попляшешь…

Это было последнее, что Виктор услышал перед тем, как покинуть гостиную.

Толкнув низкую дверь в глубине коридорчика, Виктор будто перевернул очередную страничку ветхого фотоальбома своей прошлой жизни.

Библиотека Крик-Холла была местом особенным. Она занимала собой три этажа, соединенные узкой деревянной лестницей. Книжные полки располагались и на площадках этой лестницы, и на этажах — несмотря на это, все имевшиеся здесь книги не могли на них уместиться, и на полу вдоль стен громоздились высоченные стопки. У двух больших, выходивших в сад окон стояла парочка глубоких кожаных кресел — в одном из них Виктор провел большую часть своего детства.

Быть Кэндлом было ой как непросто. Во многом по вине эксцентричных тетушек, мрачного дома на холме Ковентли и так называемого богатства, когда свечная фабрика еще работала. Дети в школе постоянно задирали и били Виктора, учителя относились к нему с нескрываемым презрением. Бледный и костлявый, замкнутый и нелюдимый, постоянно шепчущий что-то себе под нос, то и дело вздрагивающий и имеющий привычку внезапно и резко оборачиваться — все говорили, что с ним что-то не так. Не удивительно, что у него не было ни одного друга. Даже Сирил и Мими, дорогие кузены, не желали с ним водиться, потому что он, мол, «чокнутый и странный», ведь «только чокнутые читают книжки кверху ногами!».

Оглядываясь назад, Виктор признавал, что действительно был довольно странным ребенком. То, что в его новой, лондонской, жизни считалось забавным чудачеством, тогда, в жизни уэлихолнской, вызывало лишь всеобщее раздражение.

Он помнил, как впервые читал перевернутую книжку. Мама на него злилась за что-то (она всегда на него за что-то злилась) и демонстративно его игнорировала. Виктор наивно думал, что, быть может, она обратит на него внимание и хотя бы проворчит, что так держать книгу неправильно, но ничего не происходило. Он читал главу за главой, а она ему и слова не сказала: если мама хочет тебя не замечать — тебя для нее не существует, пока она не передумает.

Убедившись, что мамино внимание ему не привлечь, Виктор перевернул книгу и попробовал прочитать ее как обычно, но отчего-то не вышло: буквы сливались, ему не удавалось разобрать ни слова. Поглядев на маму, он заметил промелькнувшее в ее глазах коварство, а еще — мрачное удовлетворение. Ему показалось, что это она помешала ему вернуться к нормальному чтению, что это был какой-то ее урок. А затем отверг эту нелепую мысль: как бы она смогла подобное сделать?

Таким образом Виктор обрел то, что сделало его еще более странным и «чокнутым» — еще более одиноким. И тем не менее появившаяся в нем странность нисколько не оттолкнула его от чтения — напротив, Виктор стал читать еще больше. Книги стали его настоящими друзьями.

Виктор не понимал людей. Но книги ему все о них рассказали. Именно из них он узнал о таких вещах, как малодушие, слабохарактерность, безволие и трусость.

Супруг тетушки Меганы (он же старший брат отца Виктора) являлся обладателем всех вышеперечисленных качеств. Кто-то мог бы спросить: «Что такое дядюшка Джозеф?» Да, все верно — отнюдь не «кто такой», а именно «что такое», поскольку дядюшка Джозеф был той еще штучкой.