Уэллс. Горький ветер

Перед моим лицом промелькнули когти. В лицо пахнул смрад из пасти. Я с трудом уклонился от удара, схватил со стола колбу с какой-то жидкостью и ударил ею волка по морде. Колба разлетелась, жидкость плеснула в глаза. Волк жутко взвыл, морда задымилась, и что-то потекло из глаз. Волк заметался по лаборатории, сметая все на своем пути, и был успокоен выстрелом. В дверном проеме стоял Штраус с дымящимся револьвером.

– Напоминаю вам, что машина подана, – заявил он с таким видом, словно ничего сверхъестественного вокруг не происходило, а он только что не монстра убил, а принес свежезаваренный кофе.

Уэллс кивнул, обогнул стол и направился к дверям.

– Что будем делать с саркофагом? – спросил я.

– Оставьте его здесь. Саркофаг сам по себе не представляет ценности. Его попросту не заметят, – отозвался Уэллс.

– Люди профессора устроят здесь обыск, – возразил я.

– И ничего не найдут. Саркофаг покажет им свое пустое дно. Они быстро успокоятся. А вы вернетесь и заберете его. Только вы знаете, как открыть его.

– Я вернусь?

Признаться честно, я был очень удивлен таким поворотом событий.

– Обязательно вернетесь. У вас есть незаконченные дела, о которых я сообщу вам в свое время.

– Вырваться из мышеловки, в которую превращается Лондон, это трудная задача, но вернуться назад в мышеловку задача невозможная, – не смог удержаться я от неверия.

– Не расстраивайте меня, Николас. Невозможно вернуться, если дверь открывается только в одну комнату, а если дверь открывается в любые комнаты в любой точке времени и пространства, то невозможное становится реальностью.

– Вы говорите о Межвременье, – догадался я.

Сколько раз в приключенческих книгах я читал, как в минуту крайней опасности, когда все нервы звенят как струны, а изо всех окон и дверей вот-вот хлынут враги, главные герои начинают рассуждать о судьбах мироздания, делая вид, что у них еще есть время, чтобы выпить чашечку кофе и выкурить последнюю сигару. Всегда сокрушенно качал головой и говорил про себя: «Не верю!» Но никогда не думал, что сам окажусь в подобной ситуации. Но мы не могли покинуть дом, не решив судьбу Саркофага. Теперь же, когда ситуация прояснилась, я со спокойной душой направился на выход.

Возле крыльца стояли два автомобиля. За рулем одного сидел Герман и нервно выстукивал костяшками пальцев «Боже, царя храни» по рулевому колесу. К другому спешил Штраус с большим чемоданом в руках. Можно было бросить одну машину, но мы рассудили, что иметь запасные колеса на непредвиденный случай очень полезно.

Я первым заметил Двуглавого, который стоял на противоположной стороне улицы и с деланым равнодушием наблюдал за нами. Его появление на Бромли-стрит не предвещало ничего хорошего. Если здесь появился Двуглавый, значит, нас окружили и все пути отступления отрезаны. Профессор все-таки смог дотянуться до нас. Оставалось только надеяться, что основные его силы увязли в уличных боях и он не смог бросить на наше задержание достаточное количество людей и оборотней. Только это слабое утешение, но обреченный на падение с высоты дирижабля хватается за любую ниточку, пускай даже и вымышленную, нафантазированную.

Айэртон и Монтгомери смотрели на меня пристально и одинаково, так что две головы сливались воедино, становясь причудливой, исковерканной маской триумфатора. Он поднял руку и указал на меня. Или мне только так показалось. Но в то же мгновение мир вокруг нас завертелся. Из соседних домов, из боковых улиц, отовсюду повалили люди вперемежку с оборотнями. Они бежали к нам, с явным намерением нас остановить. Профессор стянул к дому Уэллса все свободные резервы, не занятые в уличных боях с правительственными войсками.

Я родился в семье священника и хотя и вырос в детском приюте, где мне приходилось драться, отстаивая свое право на жизнь, но меня не готовили к войне, пускай и уличной. Я мечтал посвятить свою жизнь науке, и хотя жизненные обстоятельства внесли свои коррективы и я стал секретным агентом, но все же не был подготовлен к прямым боевым столкновениям с превосходящими силами противника. Мое дело – тайная закулисная игра, к которой меня тоже не готовили, но душа лежала к авантюрным приключениям.

Уэллс застыл на месте. Его парализовал вид катящейся навстречу людской массы, больше напоминающей разбойничий сброд, нежели регулярные боевые революционные отряды. Одетые каждый во что попало, они были вооружены кто винтовками, кто револьверами, а кто и палашами и мясницкими тесаками. Я даже заметил двух бородатых мужиков в простых рабочих костюмах из коричневого твида, но при этом вооруженных фламбергами, которые на лондонских улочках среди автомобилей смотрелись диким анахронизмом.