Уэверли, или шестьдесят лет назад

Обед не заставил себя ждать. Миссис Флокхарт, улыбаясь в своем трауре, как солнце сквозь туман, села на хозяйское место и, возможно, втайне подумала, что способна была бы выдержать любую смуту, лишь бы только она доставляла ей общество, стоящее так неизмеримо выше ее обычных посетителей. По обе стороны ее разместились Уэверли и барон, а предводитель сел напротив. Гражданские и военные чины в лице приказчика Мак-Уибла и прапорщика Мак-Комбиха после ряда глубоких поклонов и расшаркиваний своему начальству и друг другу заняли места по обе стороны Вих Иан Вора. Принимая во внимание время, место и обстоятельства, обед был превосходным, а Фергюс находился в необычайно приподнятом настроении. Опасности он не боялся и, будучи оптимистом по природе, молодости и честолюбию, уже рисовал себе успех всех своих замыслов. К возможности пасть в бою он относился с полным безразличием. Барон извинился за то, что привел с собой Мак-Унбла. Они были заняты, сказал он, подысканием средств для ведения кампании.

— Клянусь честью, — сказал старик, — так как я думаю, что это будет мой последний поход, я кончу как раз тем, с чего я начинал. Я всегда находил, что овладеть нервом войны, как некий ученый автор называет caisse militaire note 343, гораздо труднее, чем ее плотью, кровью или костями.

— Неужели вам, поставившему единственный боеспособный кавалерийский полк, так и не досталось ни луидора с «Дутеллы» note 344?

— Нет, Гленнакуойх, меня опередили люди половчее.

— Это возмутительно, — сказал гайлэндец, — но мы поделим то, что уцелело от моей субсидии: это избавит вас от тревожных мыслей нынче вечером, а завтра так или иначе судьба наша будет решена до захода солнца.

Уэверли густо покраснел, но очень горячо стал настаивать на том же.

— Спасибо вам обоим, мои славные друзья, — сказал барон, — но я не буду посягать на вашу peculium note 345. Мой приказчик Мак-Уибл уже достал необходимую сумму.

При этих словах Мак-Уибл выказал явное беспокойство и заерзал на своем стуле с видом крайнего смущения. Наконец, несколько раз прокашлявшись для вступления и произнеся на разные лады множество заверений в преданности собственному патрону и ночью, и днем, и в этой жизни, и в будущей, он начал с обиняков, говоря, что банки-де перенесли всю свою наличность в замок, что, без сомнения, Сэнди Голди, серебряных дел мастер, сделает все, что может, для его милости, но что остается мало времени для составления закладной и что, если бы его милость Гленнакуойх и мистер Уэверли могли…

— И слушать, сэр, такого вздора не хочу, — сказал барон тоном, который заставил Мак-Уибла замолчать, — действуйте так, как мы договорились до обеда, если вы желаете оставаться у меня на службе.

На это категорическое распоряжение приказчик, хоть и почувствовал себя так, как если бы его кровь стали перекачивать в жилы барона, не посмел ничего ответить. Поерзав еще немного на стуле, он наконец обратился к Гленнакуойху и сказал, что, если его милость располагает большим количеством денег, чем ему потребуется в походе, он может дать их в рост, и на очень выгодных условиях, в самые верные руки.

На это предложение Фергюс от всей души расхохотался и, когда обрел дар речи, ответил:

— Премного благодарю, мистер Мак-Уибл, но вы прекрасно знаете, что у нас, солдат, принято выбирать банкирами своих хозяек. Вот, миссис Флокхарт, — сказал он, вынув из туго набитого кошелька четыре или пять золотых и бросив его с оставшимися деньгами ей в передник, — этого мне хватит, а вы берите остальное. Будьте моим банкиром, если я останусь в живых, и моим душеприказчи ком, если я буду убит. Но смотрите не забудьте дать чего-нибудь гайлэндским кайллиахам note 346, которые громче всего будут вопить коронах по последнему из рода Вих Иан Вора.

— Это testamentum militare note 347, — произнес барон,

— которое у римлян отличалось тем, что могло быть сделано и устно.

Но нежное сердце миссис Флокхарт растаяло в ее груди от речей предводителя; она начала что-то жалобно лепетать и положительно отказалась притронуться к завещанным деньгам, так что Фергюсу пришлось их взять обратно.

— Ладно, — сказал он, — если меня убьют, пускай они достанутся гренадеру, который вышибет из меня мозги, но я уж постараюсь, чтобы ему пришлось для этого потрудиться.

Приказчик Мак-Уибл не удержался от соблазна вставить и тут свое слово, ибо, где речь шла о деньгах, ему трудно было промолчать:

— Быть может, вам лучше было бы отнести это золото мисс Ивор на случай смерти или иного какого несчастья на войне? Это могло бы быть оформлено как дарственная mortis causa note 348 молодой особе, и вам стоило бы только подмахнуть пером, чтобы все было в порядке.

— У молодой особы, — сказал Фергюс, — если что-либо подобное произойдет, будет другое на уме, а не эти несчастные луидоры.

— Правильно, не спорю, нет никаких сомнений… Но ваша милость прекрасно знает, что самое сильное горе…