Уезжающие и остающиеся (сборник)

Бездомные коты уже заранее собрались у глухой стены. Выставка: Прошак, Бандит, Черныш и вся прочая компания. По Косачихе часы проверять можно.

Косачиха смотрит, чтобы каждый ел из своей «тарелки» и чтоб они не дрались. Дворник хотел ей помочь, взял одного проныру за загривок, ткнул мордой в свободный лист:

– Здесь твоя порция, кушай!

И тут Косачиха давай на дворника кричать, что котов бес-че-ло-вечно хватать за шкирку, им же больно.

Толик говорит:

– Ну почему? Мой братик говорит, что это мама их так переносит. Вот посмотрите, он может сгруппироваться… – и тянется к здоровому облезлому коту, чтоб показать. Хватает за загривок его, тянет. Кот огрызается.

А Косачиха смотрит на Толика, думает о чём-то своём. Губами шевелит.

– А что, – спрашивает ласково, – у вас ещё один братик появился?

Глазки у самой так и блестят.

Дворнику на нас кивает:

– Папки-то у них нет. Папка давно пропал.

Толик говорит:

– У меня давно братик появился.

Косачиха вся напряглась.

– Сколько ж ему сейчас? – спрашивает.

Толик отвечает:

– Ему семнадцать лет. Он в Москве учится…

– А, Мишка, – сразу как-то сдувается Косачиха. Мишку-то она знает.

И тут же начинается:

– Это, выходит, Мишка у вас кота за шкирку таскает? Ладно бы маленький мальчик, а то – семнадцать лет. Тебе-то, школьнику, стыдно уже, а тоже, видать, мучил котёнка, глядя на старшего-то брата. Я думала, у нас в подъезде только Валерка нелюдь; оказывается, и вы не лучше будете. Не зря же, не зря ваш котик убежал. А теперь, верно, Николаша уже съел его.

– Как это – съел? – спрашиваю.

– Скушал, – объясняет Косачиха. – Или ещё скушает. Ваш котик домашний, доверчивый. Вот Николаша подманит его… Что кушает он, как ты думаешь?

Она сделала зверское лицо, рукой махнула:

– Во-о-он там через дорогу, в лесопарке, разведёт костёр и сготовит себе вашего котика…

Толик набычился, а дворник и говорит Косачихе:

– Ты бы людей так любила, как любишь котов.

Косачиха и рот открывает.

– Каких людей?

– Николаша иной день и корки чёрствой не видит. Ему бы твоей каши. Или щец ещё… – точно поддразнивает дворник Косачиху.

А та и ведётся. Становится в угрожающую позу.

– Щец, значит?

– Ну да, – не моргнув глазом отвечает дворник. – А ты всё котам да котам…

– А надо – тому Николаше? – выдыхает Косачиха, а больше ничего выдохнуть не может.

Мы уходим, а в спины нам несётся:

– Кто работает, у того есть своя чёрствая корка!

Вечером раздаётся звонок.

Мама говорит:

– А вот и тётя Анжела с Наташей к нам.

И верно, это Наташка с тётей Анжелой. Наташа прижимает к себе подушку, у тёти Анжелы целый ворох тряпок – ночные рубашки, одеяло. Дядя Гена приехал из Москвы. Он туда ездит строить что-то, месяцами его не бывает дома. А когда он возвращается – начинает наводить дома порядок, и тогда тётя Анжела и Наташа ночуют у нас. Дяде Гене кажется, что без него здесь порядка не было. Он, дядя Гена, вообще непредсказуемый. Сегодня он может подарить Наташе супердорогой мобильник – мне такого с маминых заработков не видать, – а назавтра швырнёт этот мобильник в окно, и он разлетится вдребезги, дворнику и подметать ничего с асфальта не придётся. Но Наташка не сильно огорчается – знает, что в скором времени папа купит ей новый мобильник, ещё лучше прежнего.

А то как-то у них на кухне в сердцах дядя Гена въехал в окно кулаком. Стёкла брызнули – и всё семейство потянулось в травмпункт накладывать швы. Тётя Анжела попросила меня сходить вместе с Наташей – им же с дядей Геной нужен взрослый травмпункт.

Наташка там, в травмпункте, даже не пикнула. А на все вопросы, как ей удалось раскроить руку, она отвечала как обычно – не поднимая глаз, чуть слышно:

– Ну, стёклышки были. Красивые. Я играла со стёклышками…

Сейчас те порезы уже зажили, и шрамы от них стали почти незаметными. А сегодня из нового у неё только синяки – на плече от пальцев и на щеке большой – видать, дядя Гена ей залепил пощёчину за ту надпись в подъезде. Она что, виновата, что ей пишут?

Мы трое – Толик и я с Наташей – укладываемся на диване. Взрослые ещё сидят на кухне. Обычно, когда соседи ночуют с нами, тётя Анжела плачет, а мама утешает её. Но сегодня всё наоборот. Наташка и Толик спят, а мне не уснуть, потому что за стеной я слышу совершенно непонятные, невозможные глухие всплачи. Не всхлипы – всплачи. Это совсем другое. И сквозь эти всплачи, захлёбываясь, мама говорит тёте Анжеле:

– Куда он пошёл, такой дурень? Пропадёт…

Я знаю, это про Копа. Тётя Анжела отвечает что-то вроде того, что погуляет и вернётся, мама рыдает:

– А вдруг нет? Я не могу представить, что он умрёт…

И тут же сквозь слёзы начинает оправдываться:

– Веришь ли, первый раз так плачу… Даже когда Коля пропал – не так плакала…

– А что тебе плакать-то по нему было? – отвечает тётя Анжела. – Он же у тебя не враз пропал, он постепенно. Ты и привыкла…