Уезжающие и остающиеся

А третий, чернявый, гляжу, поднимается и растирает бедро – Костик, что ли, сбил его с ног? Всё так быстро, что я вижу происходящее только кусками, кадрами… К Костику парень подходит сзади, пока двое отвлекают его…

Я думала, что с места сдвинуться не смогу, так ногу зашибла. Но нет, оказывается, я прыгнула, и я уже на спине у парня сижу! И тереблю его за уши, он орёт и вертится волчком вместе со мной.

И тут… Пальма, Пальмочка прыгает на грудь одному из тех двоих, что пытаются Костика свалить. И валит его самого в песок!

А его дружок отпрыгивает сам, как будто у нас есть ещё одна собака.

Так, Пальма, так!

– С ума, что ли, сошли! – кричит нам тот, что лежит под Пальмой.

Приятели не собираются его выручать.

Пальма – это не то что мы с Костей. Она упёрлась ему в грудь передними лапами, прижала к земле. Слюна капает ему на лицо. Парень слабо шевелится.

Я вижу, что одна сандалия у него подвязана синей ленточкой. Ленточка обвивает и ступню, и щиколотку. Спереди перекрещивается.

Новые сандалии в магазин никак не завезут!

Он дрыгает ногой в подвязанной сандалии.

Я смотрю – и не знаю, что делать. Думаю: «На его месте я бы со страху умерла!»

Но он живой. Он вроде даже постарался успокоиться. Собака не должна видеть, что её боятся…

Мне показалось – или он в самом деле что-то сказал Пальме, тихо-тихо?..

Парень видит, что я смотрю на него. И он старается теперь поймать мой взгляд. Он поднимает голову с песка…

Если глаза встретятся – значит, я стану с ним разговаривать. По-человечески…

Как будто они по-человечески к нам подошли…

– Ну что, мир? – спрашивает парень.

Он уже взял себя в руки. Выровнял дыхание. И говорит так, точно стоит рядом с нами. Точно не под собакой, примятый, на песке лежит.

Смотрит на нас так, будто мы какие-то правила нарушили.

Костя щурится; я знаю – без очков чувствуешь себя беспомощным. Он только догадываться может, что вот это пятно – Пальма… И вдруг он жёстко, по-хозяйски говорит:

– Ладно, Пальма, назад.

И парень тогда садится и выдыхает:

– Пальма? Ёжик солёный! А я-то смотрю… Это баб-Анина Пальма.

И у меня само вырывается:

– Ёжик солёный!

Так, что все три наших врага оборачиваются к нам.

Костик вздрагивает.

Не зря мы брат и сестра! Я вижу, что он понял!

Но надо проверить.

Большая собака подарила мне ощущение странной силы, уверенности, какой я раньше не знала. Никогда мне не приходило в голову командовать кем-то. А теперь – запросто…

– Ну-ка, – говорю я этому, с ленточкой на ноге, – скажи снова: «Ёжик солёный!»

Мы же слышали, как он говорил «ёжик солёный» в микрофон!

А камера у него не работала, и мы ни разу его не видели.

– Ёжик солёный, – растерянно повторяет парень.

И Костя выдыхает:

– Ты Макар из Липовки!

Тот парень, что хотел ударить его сзади, начинает услужливо объяснять:

– Он Лёнчик. Лёней его зовут! Но – да, да, он из Липовки.

– Это бабанина собака, – снова говорит Макар. То есть Лёнчик.

А третий парень, чернявый, в растерянности кивает на нас:

– Это же наши, липовские. Я понял – командировочные они, те самые. Их с мамкой в Собакине и на квартиру никто не пустил.

И тот, что сзади напасть хотел, подтвердил:

– Ну да, тёть-Марина моей мамке рассказывала. Их одна баб-Аня пустила.

Костя, сидя на корточках, зачерпывал воду из пруда – умывался. Чернявый держал его очки. Лёнчик, бывший Макар, спрашивал у меня:

– Что ж вы не сказали, что вы не собакинские?

18. Недоразумение

До Лёнчика не сразу дошло, что Костя и есть тот парень, с которым он в тазоголовых играл и кому хвастался, что космонавт помахал ему. Тот Костя был в виртуальном пространстве, а этот – здесь.

– Я же писал тебе, что приезжаю! – втолковывал ему Костя.

– Когда писал? – не понимал Лёнчик.

Костя начинал припоминать.

– Да утром, перед автобусом. Позавчера, в понедельник…

И было странно: всего-то позавчера мы были в городе! Мне вдруг показалось, что мы живём в деревне давным-давно.

– Позавчера! – отозвался Лёнчик. – Да я уже три недели компьютера не вижу. С тех пор, как Андрей Олегович уехал в отпуск. Он мне хотел ключи оставить, да я говорю: куда мне летом? Не до компьютера же, работать надо.

Он поглядел на свои руки.

– Пальцы, – говорит, – стали такие, что осенью по кнопочкам не буду попадать.

Руки у него и впрямь были тёмные, загрубевшие. Под ногтями грязь. Он поднял обе руки, чтобы мы лучше видели. И Пальма, лежавшая спокойно, тихо зарычала на него. Мало ли, с чего это он руки протягивает…

Видать, Анна Ивановна так чётко объяснила ей, что мы свои, что Пальма и усвоила сразу назубок: нас надо защищать.

– У, псина, – сказал один из Лёнчиковых товарищей.

Я тут же съязвила:

– Да уж, не повезло вам, что мы с собакой!

Костя погладил её между ушей.

– Пальма спасла нас.

Лёнчик кивнул:

– Она всех спасла. Ты бы нам головы пальцем раскроил. А потом самому пришлось бы отвечать…

Я, кажется, одна заметила, как он сострил. Совсем не смешно. Как будто Костя такой герой, что одним пальцем их бы победил. Все видели – у него железка…

Костя сказал:

– Это – оборона.

Лёнчик подумал и стал оправдываться:

– А что обороняться? Не собирались мы вас бить.

Чернявый ему поддакивает: