Уезжающие и остающиеся

– Я не знал, кем записаться в игре, и у меня само получилось. Я первое время думал, как же странно – что отца теперь нет. Велосипед разобранный остался, мы вместе разбирали… Я его собрал, потом.

Тут я почувствовала боль.

Как будто – в руке.

Откуда?

Я опустила глаза. А это Лёнчик схватился за перекладину калитки. Сжал тонкую рейку со всей силы. Костяшки пальцев побелели. Это ему, выходит, больно? Или мне?

Я погладила его руку, и он ослабил хватку. Кисть руки стала мягче, и в ней по жилкам снова потекла кровь.

И сразу стало легче. Мне? Или ему?

Он благодарно глянул на меня и говорит:

– Это потом Петровы своего ребёнка назвали Макаром… Петровы – двоюродные мне. Мамка ходила просила их, в память об отце. Они сперва хотели – Робертом…

И тут он наконец-то улыбнулся. Видно, представил себе этого Макара.

Я тоже представила мальчишку, которого мы видели зимой, когда ходили к маминой подруге тёте Юле с погремушкой и каким-то одеяльцем.

Это называлось – поздравить с новорождённым. Новорождённый кряхтел и пожимался, освобождая ручки из пелёнок, и у него было такое выражение лица, как будто он занят очень трудным и важным делом. От пелёнок и от самого новорождённого шёл мягкий, парной запах.

И я точно вдохнула его снова.

И представила, как маленький Макар вылезает из пелёнок. Почему-то я видела, что волосы у него тёмные и густые. А у тёти-Юлиного ребёнка были мягкие, прозрачные кудряшки.

Потом я поняла, что вижу не только малыша – Лёниного названого братца. Я не поверила бы, сколько можно увидеть в один момент. Вокруг Лёни как будто кружились его звёзды, которые он вчера показывал мне пальцем и называл по именам. Хотя сейчас был день.

И космонавт, помахавший ему, был тоже где-то рядом. И учитель Андрей Олегович, которого раньше звали «енотом».

И отец, Макар Михайлович, тоже был где-то здесь. Хотя его уже не было. А имя его теперь было у малыша.

Разве бывает так, что смотришь только на одного человека, а видишь столько всего?

И Лёнчик тоже понимал, что я всё это вижу, что мне открылось то, что чувствует он. И тоже, как я, не знал, что с этим делать. Он опустил голову и по инерции закончил, как всё было в тот день:

– Костя сказал, что я Макарон – а мне что было отвечать? Я и ответил, как в игре. Ведь тоже всё на «м». Сперва там «ммммммм» звучит, а после «миу-миу-миу!».

Он так похоже изобразил сирену, что я прыснула.

И тут же испугалась: он обидится! Но нет, он поглядел на меня и тоже рассмеялся!

И то ли на звук сирены, то ли на громкий смех Костя появился у меня за спиной. Он подошёл к забору и сказал:

– Ленка, мне Анна Ивановна велела позвать тебя в дом.

Я тут подумала, что мы уже давно стоим возле забора.

Большинство взрослых, кого я знаю, сами бы вышли, прикрикнули бы на нас, прогнали от забора Лёнчика, а меня отправили бы в дом. Да и моя мама сделала бы так.

Анна Ивановна отправила за мной Костю. Он теперь топтался рядом – ждал.

Лёнчик сказал:

– Ну, я пойду. У нас тренировка…

Он, как и вчера, кивнул в сторону дома напротив. Без особой надежды спросил:

– Вы с нами не хотите?

И я увидела, как Костя оживился на секунду. Он даже схватился за калитку. Но тут же отпустил руку, и его лицо вновь стало скучным. Как сегодня в огороде.

И тут меня осенило. В один миг. Ёлки-палки, так вот в чём дело! И как я раньше не догадалась, а ещё сестра! Костя бы, может, ещё вчера подружился и с Лёнчиком, и с Шуркой, и с Серёгой. Если бы не эта тренировка! Не турник…

У него другого выхода не было, как только делать вид, что он обижен. И забыть не может, что нас встретили как-то не так… Да Костя же чуть нердом не стал! Или нёрдом…

И я сказала Лёнчику поспешно:

– У вас всё турник да турник! А вы бы могли сыграть хотя бы в баскетбол? Или в волейбол, например?

26. Снова Катенька

Я думала, что, может, он рассердится.

Может, это у них традиция – турник по вечерам?

Но Лёнчик обрадовался. И мне показалось, он обрадовался бы, предложи я всё что угодно!

Когда мы вместе появились в Катином дворе, и Катя с Шуркой, и Серёга уже были там. Лёнчик объявил, что сейчас будет волейбол, – кто-то замычал удивлённо, но сейчас же в сарае отыскался мяч. Правда, резиновый и старый, не тугой.

Спортивной площадки в Липовке не было, но в волейбол можно было играть прямо на улице. Она была пуста.

В пыли мальчишки прочертили линии. Но когда игра началась, все то и дело останавливались и выясняли, кто какие правила нарушил. Серёга каждый раз ловил мяч, а потом уже кидал кому-нибудь. Ему кричали, что надо не ловить, а отбивать. Он каждый раз доказывал:

– Это я отбил, отбил!

И проще с ним было согласиться – чтобы можно было дальше играть.

Катин Шурик очень смешно упустил мяч. Казалось, он прямо в руки ему идёт. Но нет – пролетает между протянутыми руками, падает. Шурка запоздало в ладоши хлопает.

Я не выдержала, прыснула.

Катенька глянула на меня быстро и сердито.

Костя первым сказал, что ему неинтересно. Ещё бы – в городе он так натренировался, что ни Шурке, ни Серёге с ним было не сравниться. Лёнчик играл более-менее. Но Костя – лучше. Это вам не турник, это волейбол…