Уезжающие и остающиеся

Мишка ссутулившись идёт к школе. Он бы, наоборот, к калитке пошёл и домой. Но он чувствует – слёзы вот-вот потекут, а на улице плакать стыдно. Лучше в тот класс зайти, который ещё открытый, – чтоб слёзы вылились, а потом домой. Но класс уже закрыли. И все другие двери вдоль коридора уборщица уже заперла. Мишка спускается по лестнице. А навстречу поднимается директриса.

У пятых классов уроки давно закончились, а он в школе. Она видит его – хлюпающего, с мокрыми глазами. А на куртке следы… уж не той ли краски – ярко-красной, сверкающей… Мишка утром разве смотрел, чтоб куртку не замарать?

Да и потом, ящик же, ящик! – понимает Анна Михайловна. Ящик от бутылок… На него залезали – вначале! Но оказалось неловко, шатко. И дальше писали стоя на земле. Сразу можно было понять, что это был кто-то маленький!

В первый миг Анна Михайловна не знает, что и сказать. Мишка сам говорит:

– Я же сознался. Я сказал им, что давайте я вымою…

Девчонки домывают будку в молчании. На самом деле не так много осталось. И наконец они бегут по домам.

Ануфриева никак не отделается от чувства, что её обманули. Неужто и в самом деле писал этот малявка? А она уж совсем решила, что это девятиклассник не знает, как предложить дружбу. Она ведь придумала уже, какую напишет записку! Да она, пока мыла будку, уже представляла, как они с тем парнем вместе из школы идут, а в спину ей одноклассницы смотрят. Ира, Маша, две Насти, Анжелика… И эта, Катька Замятина, тоже смотрит – завидует…

«Пожалуй, я всё-таки напишу ему, – решает Катя. – Пусть докажет, что это не он мне на будке написал. Никто же не знает, что это тот маленький… Лишь бы он никому сам не сказал…»

Кате Замятиной некогда раздумывать – ей в секцию скоро. «Интересно, что это за мальчик? – думает она о Мишке. Раньше она его никогда не замечала. Старшие разве замечают маленьких? А теперь любопытство разбирает её. – В каком он классе и как его зовут? И неужто он в самом деле кому-то из нас написал? Интересно кому?»

Кате Замятиной кажется почему-то, что именно ей, а не злюке Ануфриевой. Но ей самой смешно от своей догадки. Такого не может быть, он, конечно, писал Ануфриевой! В неё все мальчишки влюбляются. «Но он же маленький, – думает Катя. – Это же как младший братишка…»

Мишка с Анной Михайловной чай пьёт. Сколько людей учатся в школе и сколько уже закончили, а много ли таких, кто пил чай с директрисой у неё в кабинете? Анне Михайловне всё боязно отпускать Мишку, всё кажется, что он ещё не успокоился. И она расспрашивает его о пропорциях и о том, что вот, бывает, смотришь на рисунок – а на нём всё застывшее. А на другой рисунок посмотришь – а там всё движется. Отчего так?

Мишка о рисунках может говорить сколько угодно. Анну Михайловну ждёт целая стопка бумаг. Все их читать надо и на каких-то расписываться, а на каких-то что-то подчёркивать и что-то писать на полях… А они всё говорят и говорят.

Катя Полковникова по проспекту идёт, смотрит на витрины. Брючки ей тесны, пиджак короток. Но вот такое платье папа ей ни за что не купит. И такое не купит. Скажет: «Это не школьное». Хотя у Ануфриевой примерно такое есть… А ещё Ануфриевой сегодня написали на будке, что её любят. А может, Замятиной. Замятина с Ануфриевой вместе мыли будку, а ей, Кате, не разрешили…

– Девочка, почему ты плачешь? – спрашивает какой-то человек, но Катя Полковникова твёрдо знает, что с незнакомыми на улице говорить нельзя.

– А почему ты плачешь? – спрашивает какая-то уж совсем малявка, ей по плечо. Такая-то что тебе сделает? А Кате до невозможности хочется рассказать о своём горе, и она сквозь слёзы говорит так, что и слов не разберёшь:

– Мне не разрешили будку вымыть!

И мама девочкина тут как тут:

– Леночка, что случилось?

А Леночка к ней:

– Мама, давай возьмём девочку с собой! Ей не разрешили будку вымыть.

Катя Полковникова тоже пьёт чай. Как и Мишка из её школы, о котором она понятия не имеет. Но только не у директрисы в кабинете, а в маленьком кафе недалеко от школы. Мама Леночки всем купила пирожных.

– Так какую будку не разрешили тебе помыть? – спрашивает она у Кати.

Та хлюпает:

– У школы… Директорша сказала, Замятиной и Ануфриевой мыть можно, а я чтоб шла домой…

Ничего-то она объяснить не может, хотя и отличница.

Странное дело, думает девушка за соседним столиком, повернув голову от ноутбука. Дети могут быть похожи на родителей или совсем не похожи. Но когда дети и родители вместе, всегда можно понять, кто чей ребёнок и кто чья мама. А кто – не их, просто знакомый.

Леночка с мамой обе узколицые, угловатые. В креслах сидят развалясь, локти в стороны, и в круглых глазах блаженство. Ещё бы, думает девушка, им, таким, сколько пирожных ни съешь, не растолстеешь.

Рядом с мамой и дочкой черноглазая девочка – пухлявая, выросшая из своего костюмчика, и ножкам под столом тесно.

Как ни сядь – всё тебе неудобно, и мысли в голове об одном – что дома сказать, почему припозднилась из школы? Пирожных дома ей не дают, мама говорит – вредно ей. А папа всё повторяет: «Кто хочет вкусного, должен сначала заслужить».