Угасший огонь

— Это верно, я сам нашел его. Вид у него был как у покойника, дона Адриана! Зубы стиснуты, рот полон земли. Я даже решил, что он мертв. Не стал его трогать. Поспешил позвать старуху, а заодно и всех, кто встретился по дороге. Бедняга Жозе Амаро! Народ болтает о нем бог знает что, распускает всякие слухи. Мои сестры дрожат при упоминании о нем. Мне трудно судить, дона Адриана. Я уже стар и, хоть прожил большую жизнь, никогда не встречал человека с таким характером, как у мастера: он всем грубит.

— Это верно, сеу Лусиндо, но кум неплохой человек. Только вот на язык несдержан…

— Да, дона Адриана, и все же когда народ начинает о ком-нибудь говорить плохо, то это неспроста.

Рабочие остановились возле жуазейро. Потом один из них подошел к сеу Лусиндо.

— Старина, нам нужно где-нибудь переночевать. И хорошо бы поесть, мы очень голодны.

— Что вы, сеньор, такую ораву не больно накормишь. Я бедняк, у меня ничего нет, я живу тем, что заработаю на своей лошади.

— Мы заплатим.

— Да на что мне ваши деньги? Где я смогу купить продовольствие?

Когда рабочие ушли, старый Лусиндо сказал доне Адриане:

— Из сертана. А я не хочу иметь дела с сертанежо. Они, как муравьи, расползаются по свету, оставляя свои дома. Да, дона Адриана, и все же мастер Жозе внушает всем ужас. Негритянка Маргарида видела, как он бродит по ночам точно помешанный. И чего человек бродит по ночам? По правде сказать, я не очень-то верю в эту историю с оборотнем. Ведь и про беднягу Неко Паку то же самое говорили. Я знал покойного Неко. У этого мужчины было сердце девушки. А по ночам он ходил только потому, что не мог переносить солнца. С мастером Жозе Амаро что-то другое. По правде говоря, я не могу сказать о нем ничего плохого. У него свой дом, свое ремесло, своя семья. Во всем, черт возьми, виноват его язык. Похоже, нет такого человека, который был бы угоден мастеру, дона Адриана? Вот вы хорошо его знаете, он ваш кум, и все же вы не можете сказать, что я говорю неправду.

— Это все характер, сеу Лусиндо.

— Да, а говорят — полковник Лула де Оланда очень сердит на мастера. Может быть, это чьи-нибудь козни. Негр Флорипес говорил моей сестре, что полковник потребует от мастера вернуть дом. Жалко его. Я знал его отца. Он был совсем молодым парнем, когда перебрался из Гойаны в Рибейру. Его все уважали, хоть он и убил кого-то. Он был другим. Неужели, дона Адриана, для мастера Жозе Амаро нет ни одного хорошего человека?

— Да есть, конечно, есть, сеу Лусиндо. Кум только болтает. Это я вам верно говорю. Люди зря его боятся.

— Возможно, и так.

Старая Адриана распростилась, передала поклон его сестрам и пошла дальше. Старик задержал ее.

— Дона Адриана, у меня есть петушки. Хорошо бы их оскопить. Когда бы вы смогли?

— Как только наступит новолуние, сеу Лусиндо.

Из Пилара гнали скот, купленный на ярмарке в Итабайане. Шедший впереди пастух наигрывал на бамбуковой дудке грустную мелодию, от которой тоска бередила душу. За ним брели быки — их гнали на бойню в Параибу. Стадо поднимало пыль на дороге, крики погонщиков заглушали топот животных. Адриана дала стаду пройти и продолжала свой путь. Дудка негра напомнила ей далекое прошлое и юность, проведенную в сертане. Когда старый Лусиндо сказал о сертанежо, которые расползаются по свету, как муравьи, у нее было такое чувство, будто он говорил о близких ей людях. О тех людях, что, умирая с голоду, прибыли в Санта-Фе, спасаясь от страшной засухи, разорившей и ее семью. Грустный напев напомнил ей сертан, куда она уже никогда не вернется. Тоска завладела душой Адрианы. По обе стороны пыльной дороги благоухали кажазейры, в рощах на все голоса распевали птицы. Дона Адриана несла пестрого петушка своему куму. Дом мастера был уже недалеко. Вот и питомбейра, которая, казалось, вырастала по мере приближения Адрианы к дому шорника. Однако мастера не было под навесом, как обычно. Ей вдруг стало страшно, уж не пройти ли мимо, — тут она увидела куму. Подошла поближе. Какое-то странное выражение было на лице Синьи: глубокая грусть, большое горе.

— Добрый вечер, кума.

— Добрый вечер, кума Адриана. Я весь день думала о вас.

Глаза ее наполнились слезами. А Адриана с участием сказала:

— Всему воля божья, кума. Всему воля божья. Мы должны стойко встречать удары судьбы.

Они вошли в дом. Адриана подошла к больному.

— Добрый вечер, кум.

Мастер Жозе Амаро открыл глаза, взглянул на Адриану и слабым голосом попросил ее подойти. Руки у него онемели и затекли, глаза еще больше пожелтели.

— Ничего, кум. Все обойдется. Через пару деньков вы снова будете колошматить свою кожу.

Мастер Жозе Амаро улыбнулся и устало закрыл глаза, не в силах ничего сказать.

Женщины вышли в другую комнату. Синья рассказывала гостье: