— Добрый день, мастер Зе, я пришел по просьбе доны Синьи. Заходил за сыновьями сеу Лусиндо, просил помочь отвезти девушку на станцию. У нее ведь силы как у мужчины, Жока Лусиндо согласился прийти. Он мне сказал также, что встретил вас. Болтает всякую всячину. Рассказал мне даже, что полицейский отряд завязал перестрелку у Новой дороги.
Мастер вздрогнул.
— Где же, сеу Жозе?
— На Новой дороге. Жока лучше знает, где именно.
— Есть убитые?
— Насколько я знаю, нет. Жока Лусиндо знает все подробности.
Немного спустя появился Виторино. Жозе Пассариньо взглянул на него и почтительно снял шляпу.
— Добрый день, капитан.
— Добрый день. Знаете, кум, на заливном лугу отличное пастбище.
Пришел наконец и Жока Лусиндо, он принес с собой веревки.
— День добрый. Ну как, все готово?
— Жока, что там было вчера вечером с отрядом?
— Да мне рассказал пекарь из Сан-Мигела. Стреляли, мол, на Новой дороге, но что там было, кто его знает.
В дверях появилась старая Адриана.
— Пора.
Мастер Жозе Амаро не хотел видеть, как увезут его дочь. Взволнованный, он вошел в дом; плач жены сжал ему сердце. Когда вошли Жока и Пассариньо, кума Адриана воскликнула:
— Осторожно, не ушибите бедняжку.
Он не в силах был присутствовать при этом. До него доносились крики дочери, и громче всех слышался властный голос кумы. Прошло какое-то время. Теперь пустой дом со всех сторон обступила тишина. Это утро было для него темнее ночи. Он ничего не слышал, ничего не видел. Мимо проехал кабриолет полковника Лулы, позванивая колокольчиками, — что-то праздничное было в этих звуках. И мастер словно очнулся от тяжелого сна. Подошел к двери. Постоял на пороге, поглядел перед собой ничего не видящим взором. Послышались чьи-то голоса. Несколько человек несли покойника в запачканном кровью гамаке. Один из них остановился попросить у Жозе Амаро кружку воды. Оказалось, что несли тело человека, которого убили полицейские. Сказали, что то был Кокада, один из кангасейро. Лейтенант затеял перестрелку, думая, что это отряд Антонио Силвино. Люди, несшие труп, уже отошли далеко. И человек, попросивший напиться, поспешил за ними. Мастер ни о чем не думал. В его душе была какая-то странная пустота. Он боялся вернуться в дом. И там же, под питомбейрой, опустив голову, заплакал, как ребенок. Козел подошел к нему и стал лизать руки, а потом заблеял так сочувственно, будто у него было человеческое сердце.
ЭНЖЕНЬО СЕНЬОРА ЛУЛЫ
I