Угли войны

Услышав скрип половиц, я потянулся за пистолетом. В дверях номера появилась Лаура Петрушка. При виде оружия она вздернула бровь, но объявила:

– «Злая Собака» прибыла. Не хочешь сказать правду?

Я махнул ей, чтобы заходила и закрыла дверь. От полоски на краю джунглей другого континента до Северного мы добирались шестнадцать часов – в жестком и неуютном грузовом трюме гражданского самолета.

– О чем сказать?

– О твоей экскурсии в Галерею, разумеется.

За час с поселения в гостевой дом она успела переодеться в темно-синий спортивный костюм. В свободно завязанном «конском хвостике» блестели серебряные прожилки. Блеск ее темных глаз напомнил мне свечение тех высоких облаков, что мерцают после заката в лучах невидимого солнца.

– Там упал лайнер. – Голос у меня охрип, язык еле ворочался во рту. – Меня отправляют искать пассажира.

– И мы попросим судно Возврата нас подкинуть?

Я пожал плечами:

– Самый быстрый способ попасть на место.

Она прошла через комнату, устроилась на несмятой кровати в углу:

– Конгломерат вытаскивает тебя из джунглей ради неисправного лайнера?

Я облизнул губы:

– Там не неисправность.

– А что тогда с ним?

Тон был все таким же легким, однако Лаура села чуточку прямее и почти незаметно сощурила глаза.

– Мы перехватили сигнал бедствия. Корабль был атакован.

– И с тех пор прошло четыре дня?

– Пока мы туда доберемся, будет шесть.

Я бросил пистолет на кровать.

– А поделиться с Внешними твое правительство не думает? – спросила Лаура.

– Очевидно, нет.

У нее между бровями пролегла морщинка.

– Что-то не верится. Скажем, попадем мы туда и обнаружим, что корабль сбит. И что дальше? Чего они от тебя ждут?

– Мне ничего не приказано предпринимать, просто найти одного человека.

– Это кого же?

– Ону Судак.

Лаура впервые выказала удивление:

– Это которая пишет стихи о войне?

– Мне приказано подтвердить ее смерть.

– А официального уведомления им не дождаться?

– Если ее захватят другие, уведомления не будет.

– Кому она нужна, по их мнению?

– Убей, не знаю, – развел я руками. – Меня просто попросили ее найти. Сказали что-то насчет «гордости нашей культуры».

– Да кому приспичит похищать поэтессу?

– Страстному поклоннику.

– А если серьезно?

– Хочешь всерьез?

Я потянулся, разминая сведенную, ноющую спину. Надежда хоть на время вырваться с этой планеты кружила мне голову. И в то же время меня потряхивало от новой ответственности. Раз уж мне выпал первый и единственный шанс показать себя, я его не упущу.

– Галерея – спорная система, – сказал я. – На нее претендуют как минимум три расы. Как знать, что будет, если там начнется стрельба?

– То есть задание строго секретное.

– Потому и лечу судном ДВ.

Я понизил голос:

– Тебе этого знать не положено, но в ту же сторону идет принадлежащий Конгломерату «ятаган», только ему еще несколько суток пути до места. Мне поручено попасть в Галерею, найти Судак, удостовериться, жива та или нет, а потом просигналить «ятагану», откуда ее забрать.

– Что, все равно – живой или мертвой?

– Главное, чтобы она не попала в руки врага.

– А под врагом подразумевается…

Я выдохнул:

– В данный момент – все и каждый.

– В том числе и я?

– Теоретически – да.

Лаура улыбнулась:

– Зачем же ты потащил меня с собой?

Вопрос был хорош, но мне пришлось обойтись половиной ответа.

– Затем что чувствую: это будет не так легко, как им кажется, – осторожно сказал я. – И помощь профессионала мне не помешает.

Веселье пропало с ее лица.

– А что я доложу Внешним, тебя не волнует? – тихо спросила она.

От нашего товарищества и следа не осталось.

– Ты о смерти поэтессы? – уточнил я, стянул куртку и бросил на покрывало рядом с пистолетом.

Одежда так провоняла джунглями, что мне хотелось все сжечь. У меня от одного запаха дергался левый глаз. Я раскопал в багаже чистую белую футболку.

– Считай, что ты в отпуске, – сказал я, надеясь, что ей не видно, как дрожат у меня руки. – Несколько дней без сырости и вони.

– А взамен?

– Узнаешь, что стряслось с вашим лайнером.

19. Она Судак

Адам застал меня на коленях над мертвой женщиной. Я ему удивилась – уже считала погибшим – и, вскочив, облапила до хруста в ребрах.

– Челнок на подходе, – сказал он.

У него в каждой руке было по изолирующему скафандру. Сам серый, как пепел, одежда в клочья, кожа исцарапана в кровь.

Я прищурилась в ту сторону, откуда он появился, всмотрелась в двухметровый просвет между днищем «Амстердама» и дном каньона, но из-за обломков ничего не увидела.

– Что за челнок?

– Толком не понял, – ответил он и утер нос тыльной стороной ладони. – А это важно?

Я убрала с лица покойницы рассыпавшиеся волосы и выпрямилась. Колени болели.

– Конечно важно. Неизвестно, что им нужно.

В противоположной стороне, в сотне метров от крайнего обломка крушения, каньон резко загибался влево. За тем поворотом – а еще лучше в лабиринте за ним – можно вырвать шанс, затеряться так, что не найдут.

Я обошла пригвоздивший покойницу к земле механизм, сняла с нее туфли и надела их на свои босые ноги. Оказались немного велики, но сгодятся, если зашнуровать потуже.