Угличское дело

— Какие же мы слабые с тобой. — сказала Ирина. — Кружат вокруг нас, вьюжат, а мы ничего и поделать не можем.

— А и не надо. Ничего они не выкружат, потому что люблю я тебя, а ты меня.

— Больше жизни, государь. Себя больше.

* * *

Годунов и Федор Никитич сидели за шахматной партией. Годунов своей пешкой снял романовскую ладью. Федор Никитич улыбнулся и выпил из кубка дорогого вина.

— А правду говорят, что царь Иван умер, когда за шахматами с тобой сидел. — спросил Романов.

— То Бельский был. А ты от кого такое слышал?

— Люди говорят.

— Люди говорят, что на полуночи псьеглавцы живут, а Годунов к царевичу Дмитрию убийц подослал. Ты в это веришь?

— В псьеглавцев? — спросил невинно Романов.

Годунов рассмеялся.

— Жениться тебе надо, Федор Никитич.

— Да я не прочь. Невеста была б хороша.

— Есть у меня для тебя невеста. Куда как хороша. Как раз по тебе.

— Посмотреть бы.

— Посмотреть? Зачем же дело стало. Коли не боишься?

— Я? Куда ехать? К Мстиславским? У них, говорят, младшая, что каравай.

— К Мстиславским? Нет. Это совсем недалече. Пойдем, коли не шутишь.

Через какое-то время они оказались в темном переходе. Здесь Годунов отобрал у слуги длинную толстую свечу.

— Далее сами. Пойдем Федор Никитич.

Они прошли несколько поворотов, а потом Годунов остановился, воткнул свечу в подсвечник.

— Гляди, Федор Никитич. Как тебе невеста.

Романов наклонился и посмотрел в потайное окошко. Он увидел залитую золотым свечным светом комнату. Увидел как появились дворовые молодки, а потом… Романов изумленно посмотрел на Годунова.

— Гляди, гляди Федор Никитич.

Когда они вернулись, Федор Никитич долго не мог прийти в себя.

— Хороша невеста? — спрашивал Годунов.

— Хороша то хороша. Да вот закавыка. Замужем.

— Ждать недолго, Федор Никитич. Мужик ее не ладный совсем… Да и за такую награду можно и годик и два потерпеть.

— Да тут и десяток не велика плата. Одного не пойму. Твой где здесь интерес, правитель?

— Если скажу, что за царство радею? Не поверишь. Посмеешься втуне.

— Что ты, правитель.

— Что же… И за себя, конечно, и за жену и за деток. Но вот что оно получается, Федор Никитич, я не только про это думать должен, но и так устроить. Чтобы государство не потерпело.

— Но и ты?

— И я. Что же скрывать… А теперь ты мне скажи что об этом всем думаешь?

— Думаю… Вспоминаю как мужа царицы называют?

— Ну так, царь… Как же… Или все подвох ищешь?

— Ищу.

— А нет его… Как на ладони. Теперь, когда Дмитрия нет, царь Федор один остался, Значит, хиреет, к концу приходит потомство Калиты. Когда за разбором встанет. Кого перебирать на нового царя. Шуйские Рюриковичи, а Романовы? Ты прости, Федор Никитич, если бы не Анастасия Романова, быть бы вам таким же родом как вот, допустим, Годуновы.

— Не ровняй, правитель. Прародитель наш Кобыла в Москве при Симеоне Гордом появился, а вы всегда в Костроме сидели. Огурцы солили да капусту квасили.

— Кобыла не Кобыла, а если ты мужем царицы Ирины станешь, здесь Шуйским точно делать нечего. Так что согласен?

— Змей. Окрутил совсем. Согласен.

— Теперь твой ход, Федор Никитич.

— Какой?

— Холопов своих с улиц убирай. Пусть перестанут меня убийцей величать и народ в смущение вводить.

* * *

Каракут проснулся внезапно. Прислушался. Нет, все точно. С окна сняли бычий пузырь, и слышно было отчетливо. Каракут поднялся, прихватил с собой шашку и попытался осторожно пройти мимо спящего Рыбки. Не вышло. Потянул его за штанину козак.

— До ветру я — шикнул Каракут.

— А шило зачем?

Каракут недоуменно повертел в руке шашку.

— Мало ли…

— А это что? — прислушался Рыбка. — Никак дрозд?

— Какой тут дрозд. Скажешь…

Каракут вышел из дому, приоткрыл ворота и скользнул на темную пустую улицу. Увидел смутные фигуры всадников. Один из них подъехал совсем близко, наклонился.

— Узнал?

— Узнал. — согласился Каракут. — Такого дрозда ни с кем не спутаешь, Суббота Зотов.

Часть 8

В окружении молчаливых всадников Каракут и Суббота шли по утреннему Угличу. Зотов вел за собой своего вороного с гладкими боками жеребца.

— За это время, видать, весь мир повидал. — спрашивал Суббота.

— Тебе за то, спасибо, поклон низкий до земли. Продал ты меня Али Беку в райский Крым, вот какой я счастливый. А то сидел бы себе сиднем в Москве. Ревел от скуки.

— До сих пор на меня горишь? А у тебя тогда выбор невелик был.

— Выбор за меня другие сделали… А сейчас. Что же. Спасибо, Суббота. За то, что на турецких галерах полбу жрал пополам с кнутом. В Венеции от меркурия жидкого задыхался в Арсенале.

— Ума-то поднабрался?

— Это да. Через край.

— А за Камнем тебе чего? Как мне воевода Трубецкой отписал, что тебя встретил. Признаться не поверил поначалу. Никак не ожидал встретить такой призрак из прошлого.

— За Камнем дышится вольно. Может, нигде на свете такого воздуха нет.

Дошли до кладбища и остановились перед недавним коричневым холмиком с выструганным белым крестом.

— Здесь. — сказал Каракут.

— Николка. Заступ несите.

Каракут и Зотов сели на пригорке, смотрели, как люди Субботы раскапывали могилу.

— Не боишься. Вдруг увидит кто?

— Чего мне бояться. — ответил Суббота. — Что мне мужик черной сделает? Как думаешь, кто царевича упокоил?