Угличское дело

— С тобой на пару. Шиш тебе теперь мой законный угличский, а не пирожки медовые на вечерю.

На них стали оборачиваться. Акундин заторопился.

— Что по делу знаешь? Что с Дмитрием случилось?

— Меня при том не было. А знаю то, что и все знают. В падучей бился и на ножик накололся.

— Все, хватит. Теперь свободна, Макеевна.

— Ты бы для порядка еще чего спросил. А так, кажется, что и не стоило вам в Углич ехать. Может вы в Москве виноватых назначили.

— Молчи, Макеевна. И я этого не слышал.

— Не слышал. Может ты и про Русина Ракова не слышал?

Акундин зашипел.

— Тихо ты. Совсем с ума сошла. Нельзя про это. О себе не думаешь, о сыне подумай.

— Что ты, Акундинушка. Распетушился. Тебе на вечерю пирожки с капустой или горохом?

— Иди, иди.

— Поняла с горохом. Пошла я Акундинка.

Макеевна отошла, а перепуганный Акндин орал ей вслед.

— Не сметь. Какой я тебе, Акундинка! Я писец. Приказной писец.

— Это еще посмотреть какой ты… — последние слова Макеевна произнесла совсем не слышно.

— Молчать… Я мурзе татарскому Неплюю ложки золотые возил… В самый Касимов. А ты меня Акундинкой.

Акундин встал, потом сел и пытался успокоиться. Перед ним уже новый свидетель стоял.

— Имя, звание.

— Так золотари мы природные. Говняшку по дворам собираем.

— Имя. — прогудел Акундин. Схватив нос двумя пальцами.

— Крутов. Акундин.

Писец зло бросил перо на стол.

* * *

Маленькую домовину с царевичем вынесли из городского собора и через согнанную толпу пошагали в сторону кладбища. Царицу с двух сторон поддерживали братья. За Нагими шло высокое посольство. Мария рыдала громко и пронзительно. Так что выходило совсем ненатурально. На кладбище все закончилось быстро. Быстро прочитали молитву, быстро попрощались. Разве что Василий Шуйский задержался у гроба. Смотрел на бледное теперь навсегда юное лицо и длинный, ровный порез на голой шее. В руках у князя глиняная свистулька — подарок царя Федора. Князь стоял в задумчивости, перебирал свистульку в руках, наконец, решился. Спрятал игрушку в широких рукавах.

Издали за похоронами наблюдали Рыбка и Каракут.

— И не жил вовсе, малец, по-своему. — посочувствовал Рыбка — Чужую жизнь топтал. Вот и не сошлось.

— Андрюху хорошо спрятал?

— Так хорошо, что забыл куда.

— Вечером к лекарю иноземному наведаться надо. Про кобыльник распросить.

— Не верю я.

— Чему не веришь?

— Не верю, что не знал он, из чего царевичу снадобье готовил.

* * *

В покои царицы Марии Нагой ворвался брат Михаил. Не говоря ни слова, прошел мимо и начал со злостью разбрасывать готовые к выходу одежды.

— Что ты делаешь? Что?

— Лалы где? Яхонты?

Нашел шкатулку и открыл. Переливались драгоценности, тускло блестели золотые украшения. Михаил захлопнул крышку, а царица вцепилась в брата.

— Не дам! Не сметь!

Михаил отмахнулся. Освободился от слабых объятий. Тяжело задышал прямо в знакомое лицо.

— Надо, сеструха. Вот так вот надо… Вылузгину дадим, князю… Митрополита не обидим.

— Не поможет… Не поможет.

— От костра убережет… Слышишь? Что цацки твои, коли семья гибнет?

* * *

Каракут наведался к Тобину Эстерхази в его лабораторию в летней недостроенной поварне. Смотрел, как лекарь смешивал в колбе разноцветные компоненты. Причмокивал.

— Гауделюс. Где он у меня?

Лекарь взял с полки тонкостенную стеклянную бутыль.

— 7 капель.

Добавил в колбу. Задумался и долил в колбу все содержимое бутыли. Поставил колбу на огонь и спрятался за металлическим щитом с прямоугольным окошком. Колба нагревалась, и ничего не происходило. В это время в лаборатории появился Каракут.

— Что? — удивился лекарь. — Ты кто?

— Забыл, наверное, лекарь. Я Федор Каракут. Казак Сибирского посольства.

— И чего тебе надобно, казак Каракут.

Федор осмотрелся. Поднял со стола увесистую железку.

— Череподыр какой у тебя знатный. Мастера Скудетто литье.

— Знаешь? Откуда, удивительный казак?

— В Венеции. У Матео Барабанти учеником три года в ошейнике проходил.

— Ты знаешь маэстро Барабанти?

— Знаю? Когда старик сломал ногу, он только мне доверил накладывать шину.

— Не верю. Маэстро Барабанти — это священный трепет для всех кто посвящен в магию четырех элементов. Чтобы он доверил свое здоровье какому то московиту почти татарину?

Каракут улыбнулся.

— Знакомый припев.

— И ничего смешного. Разве есть среди вас знающие врачеватели? Разве способны вы создать что-то сложно-великое? Вот ты? Казак. Знаешь ты рецепт декохта из зубьев анатолийской ехидны и слез кападокийских девственниц для лечения волнующего прострела?

— Признаться нет.

— Вот. Вот. Ленивы вы и не любопытны. Был здесь один… Лекарь. Чистотелом лечил бородавки. Сосуд суеверий. А ведь всякий кто знаком с трудами Парацельса и Гиньоля знает, что здесь первейшее средство — слюна одноглазого или рог индейского единорога.

— Ты царевича пользовал, великий мастер?

— А что тебе?

— Царевич падучей мучался и у меня в посольстве один казак страдает. Хотел у тебя немного мудрости раздобыть, а лучше пол скляночки со снадобьем волшебным.

— Сперва скажи, где в Венеции маэстро Брабанти живет?

— Так. Виа Гранде. Третий дом со змеиной лестницей, рядом с палаццо Ветренниц.