Угличское дело

— Да. Да. Но как поразительно. Темный московит и грандиозный Брабанти.

* * *

И вновь Василий Шуйский встретился с царицей Марией. И лицемерие удвоилось. Царица Мария рыдала, князь Василий утешал.

— Если позволишь, царица.

Царица взяла платок.

— Что с нами будет, князь Василий?

— Плохо дело, царица. Что скрывать? Служилых людей побили, посадских возмутили. Никто такое не простит. Земля наша только в себя приходить стала после грозного правителя. Со шведами замирились, с ляхами не воюем. А тут внутри смута. Не простит правитель.

— А Дума? Дума разве не встанет? Ведь не смерды мы, не черное тягло. И Углич наш город удельный.

— Дума? Думе нынче думать не велят, царица.

— Что же это? Монастырь? Не хочу. Я жить хочу.

— Кто не хочет? Я вот тоже хочу. Понимаешь, царица? Разве что повинится слезно. Перед царем, патриархом и Думой. Все рассказать обстоятельно. Как братья твои на бунт Углич поднимали, как брусенную избу жгли да грабили.

— Там только Михаил был.

— Что же. — задумался Шуйский. — Не поняли мы друг друга, царица. Пойду.

— Стой!

Шуйский решил, что поддалась царица. Но вместо согласия с его условиями услышал.

— Утирку возьми.

Только у самой двери он услышал долгожданное.

— Что писать? Говори князь.

* * *

Перед царицей Марией стоял Степан с перекинутым через руку платьем.

— Что стоишь? Садись. — сказала царица Мария.

— Как велено было. Платье принес.

Степан осторожно присел рядом. Царица страстно его обняла.

— Обними, обними меня. Холодно мне, Степушка. Сыночка сегодня проводили.

— Хорошо проводили. — проворчал Степан. — Митрополит под стол свалился и два блюда скурдыкнули.

— Не жалко тебя меня совсем. Не люба?

— Когда Алену отпустишь? Обещала.

— Некого мне отпускать. 2 недели назад к Хворостининым отправили. Будет теперь старому воеводе постель стелить. А ты забудь. Забудь ее совсем. Меня люби.

Степан подмял царицу под себя и начал ее душить. Хрипел в подкрашенное отвратительно прекрасное лицо.

— Какие же вы чудо-юды. Нелюдь. Себя только видишь Думаешь не знаю, все я про тебя знаю.

Уже в полузабытьи Мария нащупала рукой тяжелый кубок и ударила Степана в висок. Мария выбралась из-под тяжелого обеспамятевшего тела. Позвала слуг. Показала на лежащего Степана.

— Напасть на меня хотел.

— В холодную? — спросил кто-то из слуг.

— На псарню. Собаки пусть в куски рвут… Душа холопья.

* * *

Акундин зашел, низко сгибаясь и держа перед собой свою приказную шапку.

— Сокол мой пришел. — всплеснула руками Макеевна. — Господарь всевеликий. Много ли сегодня душ христианских погубил, павлин московский?

— Поработали сегодня. Нечего сказать. Скоро в Москву… Слава Богу.

— Смотри-ка и не прячет глаза свои бесстыжие.

— Мне стыдиться нечего. Я службу справляю.

— А душа? Бога не боишься?

— Если где и грешен, то государь отмолит… Что у нас сегодня? Что это?

— Али не видали такого на Москве?

— Уморительные пирожки. А почему вареные?

— Пельмени это.

— Чего?

— Дундук москальский. Пельмени — ухо медвежье по-пермяцки.

— Ну-ка. — с опаской Акундин попробовал незнакомое блюдо.

— Однако… Ты мне тетка с собой завернешь. Пару десятков.

— Во-во. Вези. Москву знакомь Жрете там незнамо что. Нищеброды золоченные.

На оскорбления Акундин отвечать перестал. И привык и слишком вкусно было. Спросил с набитым ртом.

— А что это с пустобрехом вашим? Кажись хворает?

— Падучая у него, у Барабана нашего. Сколь раз говорила Торопке. Сведи в лес раз дом не бережет.

— Смотри-ка будто человек.

— А что он, пожалуй, побольше человек, чем некоторые.

* * *

Тимоха Колобов бежал по улице, высоко подняв вверх игрушку-трещотку.

— Куда бежишь, Тимох?

Мальчик остановился и увидел Каракута.

— Так к дворцу. Там город весь. Посольство сегодня уезжает.

— Вместе пойдем. Спросить тебя хотел, Торопка. А вот дежка, который тогда с царевичем был. Он с Волоховым ни о чем не говорил?

— Не. Дежка потом прибежал. Как все случилось, но до царицы. К царевичу склонился, а потом ушел.

— Так он подошел к царевичу?

— А я как сказал? Потом Волохова набежала, за ней царица и давай орать наперегонки. Как в ведро пустое палкой.

Подойдя к дворцу, перед толпой они увидели Дашу, Торопку, рядом с которым вышагивал Барабан. При виде Каракута Даша демонстративно взяла Торопку под руку.

— Что это вы? — спросила Даша.

— Казак как маленький. Всё загадки задаёт. Здоров Барабан. Гляди, что у меня есть.

Торопка показал псу свою вертящуюся трещотку.

— Пойдем с нами, Каракут. — сказал Торопка.

— Отчего же не пойти. Пойду. Ты чего, Барабан?

Барабан медленно лег на землю и начал дрожать, царапая землю когтями.

— Нож есть. — спросил Торопка.

— Держи. — Каракут передал нож стрельцу. — Никак падучая?

— Она, холера.

Торопка всунул нож между зубами.

— Сызмальства у него. Чего сейчас грохнулся. Непонятно.

Каракут огляделся и внимательно посмотрел на крутящуюся на солнце игрушку.

— Казак, казак? Чего сказать хочу?

— Ну? — Каракут задумчиво посмотрел на Тимоху.

Тот ждал. Каракут сдался. Сунул не глядя сколько взял из кошеля.

— Держи, купец сопливый.

— А лаяться то чего? Купец всему делу венец.

— Чего хотел-то.

— Так я ж рассказывал. Дежка, который к царевичу подходил.

— Что дежка.