Углицкое дело

– А всё опять за Битяговского, – сказал стрелецкий голова. – Это же они его пограбили. Девять коней с конюшни увели, Третьяк сказал, две сабли, епанчу, шлем червленый, сарацинское седло, всё в самоцветах. Это только Третьяк насчитал! А что его вдова, Михаилова вдова, конечно, так это сундуки, Маркел! Ну да ладно сундуки, – продолжал стрелецкий голова, – барахло это, наживная рухлядь всякая, говорит, у нее же две девки на выданье, если ты знаешь. А тут же еще и умысел! Они взяли у него палицу и два ножа, принесли сюда к себе и обмазали куриной кровью – и Михаилу это в руки. Это будто он этим убил! Вчера это мы узнали, уже совсем вечером. Ну, и сговор получается! И тогда их всех прямо с расспроса сюда вниз. И они и сейчас здесь. Настрого! Боярин князь Василий сам сказал, чтобы никто даже близко сюда не подходил! Так что и ты, Маркел, тоже иди отсюда, боярин про тебя ничего отдельного не сказывал. Иди!

Но Маркел по-прежнему стоял на месте. Тогда стрелецкий голова еще сказал:

– Не сомневайся! Не упустим! И будет здесь так же тихо, как и в Ярославле.

– А в Ярославле что? – спросил Маркел.

– Тихо, я же говорю, – сказал стрелецкий голова. – Ночью от брата был гонец. Брехня это была, вот что. Никто там не бунтовал и не мутил, и старший Нагой там на месте, у себя на подворье сидит и помалкивает. А эти вон как намутили! Это же они вот этих дурней научили грабить Битяговского!

– Ну, так уже и грабить! – возразил Маркел.

– Ну, конечно, – согласился стрелецкий голова. – никто им не говорил: идите, грабьте! А им сказали: идите и найдите, чем они царевича убили! Нож, говорили, найдите, нож пропал, а вы найдите! Ну, и они пошли толпой. И пока они искали нож, девять коней кто-то увел, саблю, кольчугу, два приданных и еще много чего по мелочам.

– А нож? – спросил Маркел.

– А нож, говорят, как дымом улетел. Но, – тут же сказал стрелецкий голова, – ты все равно здесь не стой, не велено. А то будет идти боярин Василий – и тогда мой Егорий тебе лоб сразу прострелит, так и знай!

И Егорий, тот стрелец, начал нахально усмехаться и даже поигрывать пищалью. Маркел молчал. И тут издалека послышалось:

– Маркел! Маркел!

Он оглянулся и увидел, что это к нему идет, даже почти бежит, Овсей и машет рукой. А когда он подошел, то быстро, запыхавшись, сказал:

– Тебя Елизарий зовет. Сейчас будут снимать расспрос про нож, нарочно для тебя, идем!

Ну как тут было не пойти? И Маркел пошел, конечно.

Когда они пришли туда, там была уже очень здоровенная толпа, и также очень плотная. Но Маркел с Овсеем вместе довольно скоро пробились до того места, откуда было и видно, и слышно, и тогда Маркел увидел, что теперь там за столом, кроме Вылузгина, опять были Шуйский и Клешнин, не было только митрополита (да ему это и не по сану было бы – сидеть в таком нечистом месте), а перед ними, то есть перед Шуйским, Клешниным и Вылузгиным, стоит человек, одетый во все добротное и чистое, сразу ясно, что это царицын человек, и смотрит прямо на них и молчит. А звали его Карп Микитин сын Крюков, как после стало известно, и он был сенным сторожем в так называемых ближних сенях, а тогда, когда с царевичем это случилось, он как раз вышел во двор – и тут и услышал крик, и побежал на него. Но всё это Маркел узнал после, Карп же тогда об этом уже рассказал и поэтому, когда пришел Маркел, он уже просто стоял перед боярами и ждал, что они еще у него чего-нибудь спросят. А они пока молчали. Да, кстати сказать, ни Шуйский, ни Клешнин тогда за весь тот день почти ничего ни у кого не спрашивали, а спрашивал только один Вылузгин. И так было и тогда – то есть как только он увидел, что Маркел уже пришел, уже стоит в толпе и смотрит на него и ждет, он (Вылузгин) сразу поворотился к Карпу и спросил:

– А когда Петруша закричал и показал, куда бежать, ты что тогда сделал?

– Как что! – сказал Карп. – Побежал куда было указано.

– А дальше? – спросил Вылузгин.

– А дальше вижу, – сказал Карп, – государь царевич лежит на земле весь окровавленный.

– А что еще видишь? – спросил Вылузгин уже будто украдкой.

– Вижу – толпа кругом! – громко ответил Карп. – Очень много народу, вот что. И все на него смотрят.

– А он еще живой? – спросил Вылузгин.

– Не знаю. Может, и живой, – ответил Карп уже негромко. – Вот так на спине лежит и руки у него вот так раскинуты. И не шелохнется.

– А говорили, – сказал Вылузгин, – что его тогда трясло.

– Трясло! А как же! – сразу сказал Карп. – Еще как трясло! Просто смотреть было страшно!

– А если трясло, почему не помог?

– А чего тут помогать, – сказал, подумав, Карп. – От падучей ничто не поможет.

– А ты раньше видел, как его трясло? – это спросил уже Шуйский.

– Нет, Бог миловал, – ответил Карп и перекрестился.

– А тогда откуда ты узнал, что это падучая? – опять спросил Вылузгин.

– Так говорили все, которые стояли, – сказал Карп.

– Кто говорил? – спросил Шуйский.

– Запамятовал, – сказал Карп.

– А если, – сказал Вылузгин, – я велю дать кнута, тогда вспомнишь?

– Может, и вспомню, – неохотно сказал Карп. – А может, и нет. Кто же такое заранее знает!