Углицкое дело

И Карпа потащили из так называемой ближней в так называемую дальнюю избу, или, правильнее, белую, куда кого попало не пускали, а только людей именитых, а остальной народ обычно сидел и выпивал в ближней (или, если хотите, черной) избе. Так вот, когда Карпа притащили в белую избу, там только в одном углу сидели трое купцов, которые теперь оборотились на шум и молчали. Маркел им показал рукой, они сразу, но не очень быстро поднялись и так же не спеша ушли. А Малый Петр понес за ними их питье и их закуски. То есть он увел их в ближнюю избу. А Евлампий и Большой Петр подволокли Карпа к стоявшей рядом лавке и посадили его на нее – да так резко, что он даже крякнул. На что Маркел строго сказал:

– Не повредите! – А посмотрел на Карпа и прибавил: – И не стойте над душой! Кто вас здесь держит?!

Евлампий и Петр сразу ушли и еще даже дверь за собой закрыли. Карп сидел боком на лавке, наверное боялся шевелиться, и с опаской посматривал на Маркела. Вид у Карпа был уже почти что трезвый. Маркел осмотрелся, отступил, сел на другую лавку, которая была напротив, и сказал:

– Я из Москвы, я из Разбойного приказа. Я по твою душу нарочно приехал. Понятно?

Карп молча кивнул.

– У тебя что, язык уже вырвали? – строго спросил Маркел.

– Нет, – сказал Карп.

– Вот и славно! – продолжал уже веселым голосом Маркел. – А теперь мы будем вот как: я буду спрашивать, а ты будешь отвечать.

– Я уже отвечал, – сказал Карп.

– Нет, – опять строго сказал Маркел. – Ты не ответил. У тебя спросили, куда девался тот нож, а ты сказал, что не знаешь. А знаешь!

Карп молчал. И было видно, что его теперь хоть веревкой надвое перетирай, а он ничего не скажет. И Маркел не стал об этом спрашивать, а вместо этого спросил:

– Нож был вот такой? – и показал, какой.

Карп утвердительно кивнул.

– Черен огнем горел? Весь в самоцветах, да?

И Карп кивнул, что в самоцветах. Маркел засмеялся и сказал:

– Ты что, и в самом деле боишься язык показать? А ты не бойся! Я же знаю, что не ты взял нож. Нет на тебе этого греха, я знаю. А на ком он есть, тому не сладко. – Карп молчал. Тогда Маркел продолжил тихим голосом: – Когда государь Иван Васильевич преставился, я у него тогда был в рындах. И тогда было вот как: вот тут я стою, а вот тут он. А вот тут Сеня, мой верный товарищ, тоже рында. А государь, наш господин, он в окошко смотрит на Москву и на все царство сразу. И вдруг вот так взялся за сердце, вот так рукой по груди стал скрести, и пуговка оторвалась, упала на пол, покатилась и закатилась под сундук. А пуговка золотая конечно! И Сеня смотрит на сундук, под который она закатилась, а я смотрю на Сеню. А государь стоит столбом и никуда уже не смотрит! А после зашатался и упал бы, когда бы мы его не подхватили! И сразу в крик, и сразу звать бояр, митрополита, все они прибежали, снуют… А государь Иван Васильевич уже преставился у нас прямо на руках. После много времени прошло, похоронили государя, помянули, прошло еще, может, недели две и опять мы стоим, я и Сеня, а уже государя нет, а Сеня, вижу, так и смотрит, так и смотрит под сундук, куда тогда та золотая пуговка укатилась. Я не утерпел и говорю: что, Сеня, вспомнил про ту пуговку, хочешь ее подобрать незаметно, понести в кабак и там пропить? Так это грех великий, Господь тебе такого не простит, а поразит на месте! И только я так сказал, мой Сеня вдруг как зашатается, а после как шарах как сноп об землю! Об ковер, конечно! И так на месте и помер. И уже когда только помер, тогда у него кулак разжался и из него выкатилась та золотая пуговка. Это он, как я после думал и вспомнил, когда все вокруг забегали, когда государя не стало, незаметно наклонился к сундуку и подобрал ту пуговку. А после Господь и его подобрал! – сказал уже громче Маркел и тут же грозно спросил: – Кто взял нож?

– Давыдка! – сказал Карп. – Давыдка Жареный! – И тут же истово перекрестился и добавил: – Прости, Господи, раба твоего Давыда, не ведал он, что творил!

– А что, – спросил Маркел уже без спешки, – Давыдку уже что, того?

– Того! – быстро сказал Карп. – Того!

– Кто?

– Не знаю! Вот истинный крест! – И Карп перекрестился.

– Как это было, расскажи, – сказал Маркел совсем обычным голосом и только на дверь покосился. Дверь была плотно закрыта.

Карп покривился, помялся и начал рассказывать: