Угодило зёрнышко промеж двух жерновов

И не брезгует Флегон никакими подделками. Где у меня неприличное слово в многоточии – он вытягивает его полностью и печатает как цитату из меня – стесняться ли ему? Знаменитое ленинское «не мозг нации, а говно» – прямо приписывает мне. И разумеется, не только умалчивает, что гонорары «Архипелага» я целиком отдал в Фонд помощи заключённым, но прямо переворачивает: «Я обвиняю его в том, что он не поделился своим миллионным гонораром со своими несчастными соавторами, бывшими зэками».

Но и вся его слюнобрызгая брань, и все эти жульнические подделки, и нужные умолчания – разве так уж отличают Флегона от вереницы пошляков, уже просмотренных в этих очерках? Хотя иные из тех копьеметателей брезговали бы таким сравнением. Флегон отличается от них только и единственно своею патологической, безудержной страстью к порнографии, чем сбросил книгу свою ниже допустимого уровня, и она не пошла.

О самом Флегоне ещё узнаём: «Русской литературе я посвятил всю жизнь». И: будто многие его подозревали, что это он сам пишет солженицынские книги.

И еврейскую мелодию нащупывает Флегон точно в духе гебизма: «нельзя принимать за чистую монету, что он – не Солженицкер»; «склонен думать, что он не русский».

Нет, наказан я, что не прочёл Флегона вовремя. Пишет: «Продолжать дело с ответчиком [Д. Поспеловским], уехавшим в Канаду, было безполезно». Так тем более – в Штатах! Жестоко ж я ошибся, что согласился защищаться от иска Флегона. Как всегда, погоняемый своей работой, я не успевал вникнуть в обстоятельства дела. (Так думают и два спрошенных английских адвоката: мастер английского суда просто ошибся, дав Флегону санкцию на предъявление иска в Америке, – а мы лопоухо приняли, откуда нам знать законы?)

А мой суд с Флегоном в Англии всё откладывался, всё откладывался – больше пяти лет, и я был тем доволен: мне б только отодвинуть эту заботу на ближайшие полгода-год, не мешала бы моей безотдышной работе. И не задумывался, как же направит Э. Вильямс из Америки дремлющего Сайкса, а и вовсе не знал, что по требованию истца назначен именно суд присяжных (как и остерегал меня Ленчевский).

И вот сейчас, в конце февраля 87-го, узнаём: суд (судья Джен Кеннеди) идёт уже три дня, – и три полных дня перед двенадцатью присяжными держит речь Флегон (Ленчевский описывает: пришёл в обтрёпанной одежде, для трогательности вынул челюсть, беззуб; а присяжные набраны по жребию – шут знает кто, едва ль не те бродяги, кто под мостами ночуют), и рассказывает о своей беззащитной жизни от бессарабского детства (по его книге, впрочем, сомнительно, что он присоединён с Бессарабией, он как будто отлично знает советскую жизнь 30-x годов, Одессу), и зачитывает письма своей покойной мамаши, и (незаурядный артист!), обнищавший, измученный, со слезами в голосе, жалуется, как ему всю жизнь перековеркал этот жестокий богач Солженицын. Успех был – сразу обезпечен, демократическое чувство присяжных – на стороне загнанного истца. И уже ясен стал мой проигрыш, но всё заседание суда – о той полуфразе в нескольких экземплярах русского «Телёнка», изданного в Париже 12 лет назад[414], – заняло девять полных дней! – вот она, безсмертная английская Фемида. Вот сутяга (правда сгущённый донельзя тип ядовитого сутяжника, который так удавался Диккенсу) победоносно действует в английских королевских судах уже четверть века – и никто не может его остановить. А против КГБ английский суд и вовсе безпомощен.

И эти несведущие присяжные рассудили в своих безопасных креслах, что 15 лет назад в СССР, изнемогая в неравном бою с КГБ, я должен был аккуратнее выразиться о пирате, который в те самые годы испакощивал мои книги на Западе, – и присудили мне наивысший из возможных в данном случае штрафов – 10 тысяч фунтов. А со всеми судебными издержками и безплодными адвокатами это будет и втрое. (Да если бы Флегон и проиграл – то кто будет платить? он же всегда банкрот.)

Вот ведь наука: не только самому никогда не подавать в суд – но даже и защиты ответчика не вести, всё равно огадят. Я был оскорблён этим кривосудством английского суда. Неправый суд разбоя злее, верно. Сколько обо мне писали и пишут гадостей – никогда меня то не уязвляло. Но этим случаем – разбередился. Унизительно, что получаю личное поражение от лица ничтожно-пошлого, да ещё безудержно меня же и оплевавшего. Я – немало терпел поражений, но и всегда, и в Америке, – действуя против анонимной огромной силы, – там и поражения не обидны. А тут – на ничтожном месте. По каким скалам лазил, а поскользнулся – на мрази, на мокрице. Конечно, можно считать, что и сейчас – это плата за срыв в прежней борьбе против КГБ.

Ну что ж, оказался ловчей – получай свой выигрыш. Да ещё же: я своим проигрышем укрепил его положение и в предстоящем суде с Ленчевским! Мой проигрыш может ободрить и других подавать на меня в суд, по английской давности никогда не поздно: Файфер? Жорес Медведев? Да удивляться надо: а «Штерн» почему на меня не подал? Измотался бы я. Во всяком положении легко утешиться, что «это ещё хорошо», могло быть – хуже, хуже.