Угодило зёрнышко промеж двух жерновов

По поручению Хееба Скэммел руководил переводом «Письма вождям» на английский (не сам переводил), потом устраивал (через промежуточного литературного агента) печатанье в «Санди таймс» и в «Нью-Йорк таймс» – но в Штатах оно не состоялось. В первом же письме ко мне на Западе – подробно объяснял неудачу, и с таким переливающим, затопляющим дружелюбием. А «для дальнейшей работы над “ГУЛАГом” – имею ли я Ваше доверие или нет?»[416] И отчего бы – нет? И по первой же моей просьбе Скэммел нашёл жадно желанного переводчика «Крохоток»: Гарри Виллетса в Оксфорде (того, кто, по Хеебу, уехал в Австралию и провалился). И настойчиво предлагал приехать ко мне в Цюрих. – С осени 74-го года взялся Скэммел и руководить переводами на английский статей сборника «Из-под глыб», чему я тогда придавал первейшее значение. Тут ожидалось вот-вот появление мемуаров Решетовской уже на английском – Скэммел накликнулся писать рецензии на искажения в них.

Так доброжелателен, и так просит о встрече, – пусть приедет?

И в сентябре он приехал к нам в Цюрих. Молодой твёрдый англосакс. В разговоре, в общении не проявил яркости (обменялись мы с Алей), но зато кажется несомненно порядочным – и какая к нам готовность, и какая расположенность! И всем тем – естественно утверждалось его право и писать биографию? теперь уж никак не отказать. (Через десять лет сам призна́ется, напечатает в «Таймс»: «Я был чрезвычайно доволен своей хитростью»[417].)

Вскоре, для его переговоров о биографии с издательством: «Умоляю Вас написать хоть самую коротенькую записку как можно скорей. Это может быть Ваше согласие пока в принципе – или условно. Или, если хотите, я напишу Вам резюме своих взглядов на проект биографии, как я подхожу к тематике и как предвижу наше сотрудничество… важно узнать Ваше мнение о проекте, и могу ли я приступить к действию»[418]. («Сотрудничество» в мою жизнь не помещалось – и резюме я упустил, очень зря. А разрешение ему написал – и он использовал его для заключения договора с издательством.)

Уезжая, оставил мне читать свои начальные главы. И тут же в письме спрашивал: ну как? Только мне и осталось заботы. Сел я нехотя. Прочёл – удручился.

И вот что написал ему о впечатлении (1.10.74): …Надо признать вашу дружественность и добросовестность, но «по темам, которые Вы тут охватываете… Вы добыли и осветили хорошо если 10 % материала, а чаще – меньше. И надо удивляться, как Вы могли иногда разглядеть такое труднодоступное, например, что я не менялся в зависимости от внешних обстоятельств. Однако в большинстве случаев, по жестокой нехватке материала [я думал, что лишь поэтому!], Вы не угадываете – движущих стимулов, направлений усилий. Минутами я закрывал глаза и воображал, что вот это я слышу о себе уже лёжа в гробу, что́ там, на Земле, написали, а уже не могу возразить или исправить – и, знаете, жутковато: как будто чьё-то лицо в водной ряби, но вроде – не моё. Да может, так и много биографий на Земле написано… Советую: не слишком спешить с Вашим замыслом… сегодня Вы ещё слишком не готовы». И предлагаю ему – пока заняться переводом «Телёнка»[419].

А он извильчиво ответил так (18.10.74), будто мой отзыв воспринял как одобрение его «метода и подхода». Переводить «Телёнка» он согласен, но лишь как подготовку к биографии, а не взамен её, – а главное, напор и натиск: «Вопрос о том, насколько Вы сможете одобрить мой проект биографии и готовы помочь и содействовать мне, мы можем, если хотите, отложить пока (хотя для меня было бы успокоительнее узнать Ваше отношение сразу), но я твёрдо намерен написать её, и с тех пор, как мы встретились, мои мысли были только об этом»[420].

Обороняюсь, отбиваюсь, уж хотя бы уклониться от чтения его дальнейших глав: «Как Вы понимаете, я не имею ни права, ни намерения Вас отговаривать, ни препятствовать Вам… Но и дать заверение, что Ваша биография “мной одобрена”, – дело очень щекотливое и может выглядеть недостойно: это сразу примет такой характер, как будто я заказал себе рекламу и способствую ей. Это приведёт и к необходимости многих консультаций, исправления Ваших материалов – всё это и не в моём вкусе и невозможно по времени»[421].

Да «я с удовольствием, – разъясняет Скэммел, – возьмусь перевести Ваши заметки [ «Телёнка»], если они не отнимут слишком много времени… Дело в том, что время так назрело для биографии, и интерес к Вам как раз так велик, что было бы жаль пропустить этот момент»[422].

Откровенно написал! – вот и объяснение, вот и вся глубина замысла: «жаль пропустить момент». А я, в круговерти, опять не вник, не очнулся.