Само собой, в осенние месяцы 1990 года, в одной из последних крепостей большевицких зубров, «Военно-историческом журнале», печатались надиктованные гебистами ложные «воспоминания» обо мне бывшего власовского журналиста Л. Самутина, у которого в 1973 и был изъят «Архипелаг», – печатали, пока вдова Самутина не разоблачила фальшивку публично[663], потом и в суд на них подала. Тогда журнал стал вколачивать костыль всё того же заржавленного, уже 14 лет как опровергнутого «доноса». И ведь – не новая какая бумажка, ну состряпайте новую! – нет, всё та же, всё та же[664]. До чего ж они кипят на меня! И до чего же тупы.
Короткое время – год? два? – мнилось, что общественная волна, митинговая воля людей – может направить ход событий. Но нет, пока ещё нет.
В России и прежде – а в нынешней заверти особенно – влиять на события, вести их может только тот, в чьих руках поводья власти. И для всякого – и для меня, если б я сейчас нырнул туда мгновенно, – единственный путь повлиять – пробиваться к центру власти. Но это мне – и не по характеру, и не по желанию, и не по возрасту.
Так – я не поехал в момент наивысших политических ожиданий меня на родине. И уверен, что не ошибся тогда. Это было решение писателя, а не политика. За политической популярностью я не гнался никогда ни минуты.
Вот если бы «Обустройство» обещало переменить страну – то немедленно! для самого этого обустройства.
Однако оно прошло непринятым, ненужным.
Чего не достиг пером, того горлом – не наверстать.
Глава 16
К возврату
Переход на 1991 в СССР шёл очень будоражно. Многохитрый Шеварднадзе (про себя уже решивший уйти на Грузию?) – после всего, что он наплутал и сдал во внешней политике Союза, – в декабре внезапно (и как бы угрожающе) заявил о своей отставке и мрачно предупреждал о каких-то
Однако при расшатанной всей обстановке в стране – что мог весить, какую опору представить референдум? Как поверхностно провели его – так за полгода результат его и смыло.
Год за годом мне всё больше виделся в происходящем даже не повтор Февраля Семнадцатого, а некая пародия – настолько сегодняшние вещатели мельче, безкультурней и непорядочней прежней цензовой публики. (В феврале 91-го Дэвид Ремник, более других американских наблюдателей проникший в суть происходящего, напечатал в «Нью-Йорк ревью оф букс»[665]: когда Солженицын в «Обустройстве» написал, что Перестройка ничего не дала, – эти слова казались жестокими. А сегодня – похоже, что так.)
А тем временем сложил-таки я с себя в 1990 полувековые доспехи «Красного Колеса», кончил!!
Что дальше?
Оглянулся, приотпахнул – а неоконченной работы сколько! Своего неразобранного!
Начать – с массива тамбовских собранных материалов, и сколько ездил за ними по области, – ведь всё это я прочил для «Красного Колеса». А теперь уже видно, отрезано – не войдёт. Кузьмина Гать, несравненный крестьянский поход на Тамбов – с вилами, под колокольный звон встречных сёл! Восстание в Пахотном Углу. Повстанческий центр в Каменке – уже так тщательно подготовленный в «Октябре Шестнадцатого». Мятеж в Туголукове (его ещё с «Августа» захватил размашисто) и партизанские окопные и летучие бои. Партизанство по Сухой и Мокрой Панде и в урёмах Вороны. И сам же Тамбов уже начат в «Октябре» – отец Алоний, Зинаида – и повстанческое Каравайново. И как Арсений Благодарёв стал командиром партизанского полка. Штаб Тухачевского в Тамбове. Семьи повстанцев – в концлагеря, недоносительство на повстанцев – расстрел! И Георгий Жуков в отряде подавителей. Отца Михаила Молчанова котовцы вывели с литургии и зарубили на паперти. И весь накалённый сюжет с Эго. Да что теперь!
А разлив Освободительного Движения аж с 1901 года? Гнездование либеральных партий и группок, разлив амбиций и претензий. Нарастающий гремучий поток. Как либеральная ярость
Сколько же накоплено – и оставлено за ободом «Красного Колеса». Отжимал, обрезал – чтобы обод держал, не распёрло. И куда это всё теперь? вовсе покинуть, выкинуть? – жаль.