Угол

План созрел сам собой. Взятие заложников – давняя, уже почти забытая традиция. Конечно, чаще всего заложники берутся с ведома того, кто передает своего сына или дочь, что называется, на воспитание. Так, предыдущий монарх держал при дворе целый выводок деток различных аристократических семейств, как говорится, в целях получения должного образования. Впрочем, поговаривают, что это и стало главной причиной его такой неожиданной кончины. Но Ула на этот счет не беспокоилась – орден не трон, его такими фокусами не испугать. Он сам кого хочешь испугает. Поэтому участь еще не рожденного ребенка была предрешена. Забрать ребенка открыто было невозможно – семья, да и сама мать, будут отчаянно сопротивляться – что недопустимо. Иное дело – тайно выкрасть новорожденного, да еще попутно и унизив непокорную. Позже, надежно обезопасив ребенка и находясь в благоприятной позиции, уже можно было предъявить дитя матери, диктуя непреклонную волю ордена.

Хотя Ула и была избрана главной руководящей силой операции, старшие что-то темнили и недоговаривали. Терпеть это, да еще и отвечать за последствия, играя втемную, Ула не собиралась и навела справки. Результатом подковерной дипломатии и подкупа стала информация, которая потрясла ее, – тайной целью всей интриги вовсе не была эта загулявшая папенькина дочка. Старшие ловили совсем другую рыбу – таинственного муна. При этом они совсем не желали его просто поймать, хотя за ним водилось множество грехов, за которые была положена немедленная смерть, – взять хотя бы его летающий сарай – они желали установить контроль над ним. И здесь крылась самая большая тайна, так как Уле, несмотря на все усилия, так и не удалось выяснить зачем.

Она набралась терпения – всему свое время. Убедившись, что операция развивается по плану – ребенок похищен, про мать запущен слух, что это она его убила во время родов, само дитя отправлено в надежное место с кормилицей и охраной, Ула предъявила свои претензии старшим. У нее, правда, сложилось впечатление, что сестры прекрасно знали о ее усилиях, но как бы там ни было, кое-что ей все же рассказали и выдали новое задание. Выяснилось, что мун все это время прятался на востоке. Агентура, доступа к которой у Улы не было, сообщала, что в монастырях вокруг Саутрима циркулирует распоряжение не чинить никаких препятствий лицу, очень похожему по описанию на нашего муна. Более того, велено относится к нему с почтением, и если он соизволит обратиться к ним, немедленно связаться со старшими сестрами. Никаких пояснений столь странной информации не было, и миссия Улы именно и состояла в поиске объяснения этому. Старшие сестры решили, что будет полезно, пока не уляжется история с ребенком, отправить экипаж, замешанный в операции, а также непосредственного руководителя от греха подальше. И вот теперь она идет в официальном дипломатическом статусе в Саутрим, окруженная надежным экипажем и бесполезными церемониальными дурами.

Все-таки юг – это юг. Днем солнце жарило немилосердно. И вот наконец-то жара спала, ветер стих – над океаном воцарилось блаженное предвечернее спокойствие. Если бы еще не пологие, совершенно гладкие по причине безветрия океанские валы, периодически мягко и не торопясь ворочавшие быстрое судно, Ула сочла бы вечер идеальным. До темноты на самом деле было еще несколько часов, но солнце уже не обжигало нестерпимым светом, океан не бросал в глаза слепящие блестки – можно было расслабиться и насладиться заслуженным отдыхом. К тому же мучившая Улу морская болезнь, наконец, отступила, и покой сестры больше не нарушала суетливая аристократичная дура из эскорта. Далекий берег синел тоненькой полосой, но на востоке уже виднелись сверкающие под солнцем заснеженные шапки Великих гор, парившие в предвечернем небе, – капитан сказал, что завтра утром они уже подойдут к ним.

Наверху на мостике что-то закричали. Ула поморщилась, лениво, не торопясь поднялась из своего уютного кресла, вышла из-под навеса, собираясь продемонстрировать кричавшему свое неудовольствие и заодно размять ноги, когда там опять закричали – наверху над мостиком, на открытой всем ветрам площадке сидел наблюдатель – глаза и уши яхты. С бака была видна лишь вытянутая куда-то в сторону берега рука матроса. Ула повернулась, но далекая полоска оставалась такой же скучной и неинтересной, и тут она увидела – быстрое пятнышко двигалось в небе над морем и сушей. Иногда оно почти терялось на фоне голубизны, иногда неожиданно серебрилось яркой точкой. Сердце Улы беспокойно сжалось – только один известный ей человек мог безнаказанно летать здесь. В случайную встречу не верилось ни на мгновение, тем более что почти сразу же летающее «насекомое» блеснуло и зависло – очевидно, изменив курс и направляясь на встречу с яхтой. В это мгновение почему-то сестре стало тревожно.

15