Угол

В конце концов, взяв себя в руки, она открыла рот, собираясь остановить смертника, но в тот же миг что-то с силой ударило по палубе, брызнули во все стороны щепки, и тут же срикошетивший предмет с металлическим звоном ударил по рубке. Матрос, выронив топор, метнулся, прячась за невысокую кормовую рубку. Ула замерла. С противоположной стороны надстройки появилась голова капитана, едва возвышавшаяся над палубой, – очевидно, он залег на палубе.

– Госпожа, вы бы скрылись!

Ула непонимающе уставилась на него, потом на матроса, усевшегося за рубкой как ни в чем не бывало, потом на раскачивающийся сарай на веревочке, опять на капитана:

– Зачем?

Капитан сглотнул:

– Так убьют же!

Только тут до скелле дошло, что бой пошел не по благородным правилам магических поединков – гулящая сучка не атаковала судно с помощью благородного искусства, а подло била по нему из неведомого оружия, которым, по-видимому, и была та уродливая железка, сейчас направленная прямо в ее лицо. Ула соображала быстро, поэтому, не успев даже испугаться, она нырнула вперед к матросу за рубкой, сокращая дистанцию для атаки. Выстрела не последовало. Ладно, – подумала, скелле, – повоюем. Главное – сократить дистанцию, а там она сожжет этот сарай на веревочке вместе с его обитателями – для этого ей даже не надо высовываться из-за укрытия.

Из укрытия капитана что-то закричали, тут же ударили подряд три снаряда, кто-то страшно взвыл, щепки долетели до скелле. Все стихло, лишь со стороны сарайчика были слышны странные звуки, как если бы кто-то выбирал блок с канатом – протяжный периодический скрип и шорох. Что-то упало на палубу, звякнув, Ула осторожно приподнялась над крышей низкой рубки, и тут же рядом низким страшным посвистом прошелестел тяжелый снаряд, следом по крыше со страшной силой ударил другой, но Ула уже увидела все, что хотела. Высокий светлолицый мужчина с волосами, собранными хвостом, и непонятным налетом на страшном лице, подтягивал летающую машину через блок, закрепленный внутри, к палубе. Еще два тонких каната с острыми якорями-крючьями впились в деревянный настил. Рядом с ним скелле отчетливо рассмотрела чернокожую стройную женщину с сосредоточенным прекрасным лицом – никаких сомнений, это была Ана. Снаряды между тем с пугающей регулярностью били по крыше рубки, за которой пряталась Ула, по надстройке, где схоронился капитан с матросами, по галерее, в которой скрылись испуганные девчонки. За рубкой что-то тяжело ударило по палубе, раздался треск ломаемых досок, потом тяжелый удар, и все затихло.

Осторожно переместившись на новое место, скелле выглянула – они все-таки посадили свой сарайчик, и теперь он стоял какой-то перекошенный и нестрашный, как куча ненужного хлама, на самой корме. Ула страшно оскалилась – настало ее время. Привычно расслабившись, она распустила себя, и мир вокруг зазвенел и засветился новыми красками. Никаких усилий – просто сметаем все красные пятна в одну ослепительную точку и бьем по кособокой хибаре. Пора очистить палубу от хлама – запустил капитан яхту!

Ула стояла, держась рукой за рубку, на уже привычно покачивающейся палубе, возбуждение кипело в ней, заставляя плясать и искажаться видимые только ей пятна – в далекой юности преподаватели в интернате всегда бранили ее за низкий самоконтроль, но это не помешает смести одним ударом мерзкое творение – когда прямо перед ней, как будто из ниоткуда, появился этот самый мун – лицом к лицу. Высокий, худощавый, но, очевидно, сильный мужчина, с по-настоящему страшным лицом – бледное, с незнакомыми чертами, покрытое темным наростом, как если бы сквозь его кожу на лице пробивались наружу волосы. Он спокойно и как-то отстраненно уставился на скелле, зачем-то отведя руку в сторону, будто указывая на что-то невидимое ниже уровня палубы. Реакция вновь не подвела опытную Улу, и она мгновенно ударила сверкающей звездой, видимой уже не только ей, но и простому человеку с обыкновенным зрением, прямо в безмятежно сосредоточенное лицо муна.

Голова мужчины полыхнула светом, Ула удовлетворенно улыбнулась и замерла – страшный мун не упал, не разлетелся на кровавые ошметки. Свет с его головы как будто взорвался, растекся быстрой волной по всему его телу и с оглушительным треском сорвался в его рук, ног, макушки слепящими шипящими разрядами. Мун почти не шевелился, он стоял напротив ошеломленной скелле, как ядро, сердцевина гигантского паука с ногами из ослепительных, шипящих и брызжущих искрами молний. Ошеломленная скелле не успела среагировать на знакомый отблеск искусства, метнувшийся позади нее, – тьма поглотила ее сознание, и Ула уснула.

16