Уголек

— Всех, — протянув руку, Охеда мягко коснулся плеча друга, не позволяя ему снова взяться за стакан. — Вы все равно не сможете утопить свою совесть в этом стакане: он слишком мал. Единственное, о чем я прошу, это отправиться со мной в Севилью и поговорить с епископом. Рассказать ему о том, что вы видели и чего не видели во время плавания. Этого будет достаточно.

— Вы так думаете? Вот что я скажу, как человек, все плавание простоявший на капитанском мостике рядом с адмиралом: никто не знает, что взбредет ему в голову в следующую секунду. Я был среди тех, кто оставался с ним рядом, когда он погрузился в странное оцепенение, и никто не верил, что он очнется. Он бредил на протяжении нескольких часов, и все это время я сидел рядом, и не солгу ни единым словом, если скажу, что смог понять его бред. Так что теперь я знаю его душу и все тайны, но с моей стороны было бы бесчестно использовать в своих целях то, что я услышал от человека, стоявшего на пороге смерти.

— Даже ради блага Кастилии?

— Кастилия может прожить и без этих тайн, а я не уверен, что смогу жить в мире с собственной совестью, если так поступлю.

— Так никто от вас и не требует выдавать тайны Колумба. Расскажите лишь о тех открытиях, которые вы сделали как лучший моряк среди северян.

— Только северян? — воскликнул тот, притворяясь донельзя оскорбленным. — Так вы считаете, что кто-то из андалузских пустобрехов или черномазых демонов с Майорки может со мной сравниться?

— Никто из них даже в подметки вам не годится, — последовал немедленный ответ. — Так мы едем?

Мастер Хуан де ла Коса печально кивнул в сторону женщины, развешивающей во дворе белье на веревке, протянутой меж двух высоких деревьев:

— Когда я вернулся из последнего плавания, то дал ей слово, что теперь останусь с ней навсегда, мы вместе встретим старость, и нас похоронят в одной могиле. Большую часть жизни она провела одна, пока я бороздил моря, не зная, вернусь ли когда-нибудь. Я не могу снова оставить ее одну, уплыв за океан.

— Но ведь Севилья достаточно близко, — возразил Охеда. — До нее всего пара часов верхом.

— Как будто вы не знаете, что Севилья — только начало нового долгого плавания.

— Никто не требует от вас пускаться в новое плавание.

Хуан де ла Коса задумчиво и с тоской улыбнулся.

— И правда, никто не требует, — он вновь как-то странно, почти загадочно посмотрел на собеседника. — Вот только я никогда не любил ездить верхом. Так что найдите для меня какую-нибудь повозку.

Не успели они войти в комнату, как епископ Фонсека велел своему протеже прогуляться по берегу реки, а сам долго беседовал с капитаном из Сантоньи, и хотя ни один из них так и не рассказал Охеде, о чем шла речь, в результате епископ отправил двух друзей к банкиру Хуаното Берарди. Тот интересовался экспедицией в Индии еще с тех пор, как испанские монархи в 1495 году объявили о свободе навигации по испанским морям.

Но когда в полдень следующего дня Алонсо де Охеда и Хуан де ла Коса постучались в дверь старинного особняка в квартале Триана, они не могли и представить, что время для визита, выбранное по воле случая, будет иметь такие важные последствия и положит начало одной из самых больших несправедливостей в истории.

Дверь открыл тощий тип с орлиным носом и смешным акцентом, где итальянские и французские слова смешивались с андалузским говором простонародья. Имена кабальеро у порога произвели на него огромное впечатление.

— Алонсо де Охеда и Хуан де ла Коса? — недоверчиво повторил он. — Это и правда вы?

Они озадаченно переглянулись.

— Надо полагать, что так, — с легкой насмешкой ответил Охеда. — Не думаю, чтобы кому-нибудь пришло в голову притворяться столь незначительными персонами.

Незнакомец, от которого исходил резкий и весьма характерный аромат жасмина, смешанный с запахом пота и несвежего рагу, пригласил их войти, церемонно доложив, что его светлости синьора Хуаното Берарди сейчас нет дома, но не будут ли гости столь любезны, согласившись подождать его возвращения в просторном патио, с кувшинчиком доброго вина или холодного лимонада?

— Вина, разумеется, — поспешил ответить Хуан де ла Коса. — Синьор Берарди скоро вернется?

— Это зависит от того, много ли сегодня клиентов у Хриплой Кармелы, — лукаво прищурился тот. — Если она свободна, хозяин, как правило, возвращается довольно скоро, но вот если занята — тогда совсем другое дело!

Он скрылся внутри огромного дома и вскоре вернулся с тремя кружками и бочонком, наполненным вожделенным напитком, после чего с воодушевлением заявил:

— Не стану лгать, если скажу, что в эту минуту я молю Бога, чтобы сегодня у Кармелы был удачный день, и хозяину подольше пришлось дожидаться своей очереди. Ведь разве иначе я мог бы надеяться провести время за стаканчиком вина и беседой со знаменитыми мореплавателями? — дружелюбно улыбнулся он. — Думаю, вы не слишком удивитесь, если я скажу, что моя страсть — путешествия и картография. Я знаю, в ваших глазах я — всего лишь скромный писарь важного банкира, но в моем сердце живет истинный космолог. Мечта всей моей жизни — продолжить ваше дело.