Угольная крошка

Четверг 22 февраля 16.10

– Это администрация губернатора? – в голосе женщины слышалось раздражение.

– Нет, вернее, да. У телефона Кнут Фьель, дежурный. Извините, просто я сейчас дома и готовлю ужин. Администрация закрыта, поэтому[1]…

– Ясное дело, закрыта. Иначе бы меня не переключили на вас. Это же дежурный номер? – на том конце провода явно были настроены решительно.

– Разумеется. Простите. Так что случилось?

– Ну, – она вздохнула. – Тут такое дело. Возможно, это прозвучит немного… – она замялась. – Но мне кажется, что нам ничего не оставалось, как позвонить вам.

«Ну, давай уже, говори», – подумал про себя Кнут. Он предвкушал долгий ленивый вечер на диване у телевизора. Но вслух ничего не сказал. Молчание – это часто хороший способ заставить людей говорить.

– Меня зовут Ингрид Эриксен, я заведую детским садом «Угольные крошки». Случилось так, что… в общем, мы не можем найти одного из детей. Мать работает в садике. После обеда она хотела забрать дочь, но оказалось, что той нигде нет. Мы обыскали весь детсад. К тому же ее верхняя одежда тоже пропала. Сапоги, шапка, комбинезон и варежки, все исчезло.

Кнут провел рукой по волосам. Он даже не знал, что ответить. Ему казалось, всему этому должно было быть какое-то совершенно простое объяснение. Потому что дети на Шпицбергене не пропадают. Он не мог вспомнить ни единого случая.

– Да, мы, конечно, не думаем, что… я имею в виду… Лонгиер – город небольшой. У нас здесь все на виду. Мы не считаем, что случилось что-то криминальное. Но дело в том, что… сейчас такой мороз. Ниже минус двадцати. Мне страшно подумать… Что, если она одна, сорвалась с уступа или заблудилась, или…

– Она могла выйти из садика самостоятельно? – Кнут наконец-то начал собираться с мыслями. – Она в состоянии сама одеться?

– Да, конечно. Ей скоро шесть. Но наружные двери у нас всегда заперты, а задвижки расположены высоко, детям не дотянуться. Да и зачем ей уходить одной? Никто из детей так ни разу не делал. Обычно их забирают родители или кто-то, о ком родители известили нас заранее. С этим у нас строго. Но…

– Но?

– Возможно, отец мог забрать ее не предупредив.

– Если отец забрал ребенка, разве можно считать его потерявшимся? Мать заезжала домой проверить? Кстати, о ком вообще речь?

Ингрид Эриксен снова вздохнула.

– Мы звонили им домой. Мы тут все-таки не полные идиоты. Отца зовут Стейнар Ульсен. Он горный инженер в «Стуре Ношке». Пропала его дочь Элла. Вы бывали у них дома несколько раз после Рождества. Семейные скандалы, помните?

Судя по всему, жители Лонгиера никак не связывали понятия «неразглашение» и «защита частной жизни» с деятельностью администрации губернатора. Заведующая садиком, как и большинство местных, считала, что сотрудники администрации в курсе деталей всех дел в полицейском участке. Впрочем, Кнут и правда навещал Стейнара Ульсена по долгу службы. Но не из-за скандалов.

Она продолжала.

– К сожалению, ваш визит не помог. Только вчера он так напился, что сломал мебель и свалился с лестницы. Но об этом не стали заявлять. В прошлые разы полицию вызывали соседи, но Туна слишком лояльно относится к мужу. А еще ей, наверное, стыдно. Мы пытались втолковать ей, что все эти семейные ссоры вредят дочери. Вчера она потребовала развода, и все закончилось рукоприкладством и угрозами. Поэтому она убеждена, что Стейнар тайком забрал Эллу из садика. Чтобы ее припугнуть.

– Другими словами, Туна Ульсен просит полицию сопровождать ее домой? Чтобы уладить ситуацию с отцом?

– Да, именно, – откликнулась заведующая с заметным облегчением в голосе. – И вы вполне можете поговорить с ним жестко.

– В наши обязанности не входит угрожать людям, – ответил Кнут. – Но я бы, наверное, мог объяснить ему, какие последствия будет иметь обвинение в похищении.

Он надеялся, что заведующая не услышала, как он вздохнул, когда клал трубку.

Несмотря на холод, обе женщины стояли на крыльце детского сада, когда Кнут въехал на автомобиле губернаторской службы на пешеходную дорожку. Строго говоря, это было против правил, и Кнут кинул быстрый взгляд в сторону офиса «Свальбардпостен». Все знали, что редактор местной газетенки нередко стоял за шторами у окна, обращенного к площади, и высматривал, о чем бы написать саркастичную заметку. Но в окне было темно.

Кнут вышел из машины. Сразу стало понятно, кто из двух женщин – мать пропавшего ребенка. Ее глаза под меховой оторочкой капюшона покраснели от слез.

– Никаких новостей?

– Нет, ничего, – ответила та, что была повыше, заведующая. Кнут не мог вспомнить, что бы видел ее раньше, но понимал, что иначе и быть не могло. Лонгиер – городок маленький, меньше двух тысяч жителей.

Она протянула ему руку с еле заметной улыбкой.

– Ингрид Эриксен. Мы не знакомы, но я, конечно, знаю, кто вы.

Кнут открыл двери авто, и заведующая запрыгнула в кресло рядом с водителем. Она казалась настроенной более оптимистично, чем по телефону. А Туна Ульсен сжалась на заднем сиденье, едва отвечая на вопросы Кнута.

– Когда вы видели Эллу в последний раз? Вы помните?

Она всхлипнула.