Уголовная защита

Простейшая форма лжи подсудимых – это простое отрицание виновности: знать не знаю, ведать не ведаю. Это даже при слабых уликах только ухудшает положение подсудимого; при сильных уликах смешное отрицание ставит его в положение волка на травле: обвинитель, председатель, судьи, присяжные, очередные и запасные свидетели – все становятся противниками подсудимого. Если защитник неопытен, то и он попадает в травлю, не в качестве охотника и не в виде волка, а в виде случайно поднятого другого зверя. Это – вернейший путь к решению «Виновен и не заслуживает снисхождения».

К этой системе защиты подходит другая: подсудимый не отрицает своей виновности, но заявляет, что во время происшествия был настолько пьян, что ничего не помнит. Это блестящий способ вооружить против себя присяжных. Они, естественно, видят в пьянстве признак распущенности и тунеядства; позднее, когда судебное следствие докажет, что подсудимый действовал вполне сознательно и сам передавал свидетелям подробности события, они поставят ему на счет ложь и, вероятно, не скинут со счетов пьянства. Защитник обыкновенно разъясняет им, что, хотя по нашему закону опьянение не смягчает вины, тем не менее оно указывает на известное потемнение сознания и дает присяжным основание... и проч., и проч. Присяжные однако, как я сказал, редко принимают это даяние.

Вечером 9 мая 1909 г. в дер. Андреевщине Ямбургского уезда на проходившего по огороду крестьянина Павлова напали его однодеревенцы, молодые парни Никитин и Исаев; первый схватил его за грудь, второй стал бить его по голове железной палкой; Павлов упал, но Исаев продолжал наносить ему удары; через несколько дней Павлов умер. Никитин и Исаев были преданы суду по 1489 и 2 ч. 1490 ст. улож. о нак.; оба они были вполне изобличены на судебном следствии; сомнения в личности виновных не могло быть; но было также установлено, что между ними и Павловым вражды не было, и не было указаний на ближайший повод к нападению их на него; по некоторым намекам можно было догадываться, что они приняли Павлова за другого крестьянина, с которым находились в давней вражде. На вопрос о виновности оба подсудимые ответили, что были совершенно пьяны и происшедшего не помнят. Судили дело крестьяне. Обвинитель сказал им, что в деревне житья нет, что каждый праздник празднуется повальным пьянством и побоищами; что если они хотят порядка и спокойствия, то должны наказывать безобразников, чтобы прекратить эти бессмысленные смертоубийства. Что мог возразить на это защитник? Конечно, положение подсудимых при зверском преступлении и подавляющих уликах было безнадежное. Но зачем было им ухудшать его? Неужели проиграли бы они, сказав, что сознают свою вину и жалеют о смерти односельчанина? Ведь эта была несомненная правда. Ведь как бы распущенны и грубы ни были эти несчастные люди, нет сомнения, что и сознание вины, и сожаление о погибшем не были чужды им. Если бы присяжные услыхали от них это сожаление, они по крайней мере увидали бы, что судят людей; а после бессмысленного отрицания «Не помним» и тупого молчания подсудимых во все время следствия они судили – скажу прямо – зверей.

Мне кажется, что в устах бывалых тюремных сидельцев слова «был пьян, ничего не помню», так же как «знать не знаю, ведать не ведаю», часто являются просто спортом. Благодаря своему судебному опыту подсудимый знает, что улики сильны; успел узнать, что присяжные строги; терять нечего; можно доставить себе развлечение – послушать свидетелей. В большинстве случаев защитник перед таким знатоком процесса – сущий младенец. Но если подсудимый случайный преступник, советы защитника могут предостеречь его от бесцельной лжи.

Молодой парень обвинялся в покушении на изнасилование семидесятилетней старухи. Она рассказала о происшествии немедленно и в тот же день указала на железнодорожного стрелочника как на виновника, прибавив, что узнала бы его из тысячи; при дознании подсудимый сознался жандармскому унтер-офицеру, что напал на старуху, но без намерения посягнуть на ее честь. Перед началом заседания я спросил защитника, думал ли он о том, как вести защиту.

– Да, – сказал он; – мне кажется, виновность совсем не установлена.

– Подумали ли вы о том, какой смысл этой старухе позорить себя перед людьми, если ничего не было?

– Нет...

– Как вы думаете, могут ли присяжные не верить ей, если ее показания ничем не опорочены? Единственное, что может сколько-нибудь помочь подсудимому, это полное признание и покаяние перед судом. Вы виделись с ним вчера? Говорили?

– Нет...

Подсудимый не признал себя виновным: был пьян, ничего не помню. Впечатление, произведенное показанием старухи, было потрясающее. Подсудимый продолжал утверждать, что ничего не помнит. В своей речи защитник не сделал грубых ошибок, говорил пристойно, разумно. Но что мог он сделать с очевидностью? Присяжные после продолжительного совещания дали подсудимому снисхождение.