Такая позиция, однако, расходится с изложенным ранее мнением высшей судебной инстанции и не имеет под собой достаточных оснований. Безусловно, «криминализируя посягательство на то или иное благо, законодатель учитывает субъективное отношение потерпевшего к факту нарушения его прав и законных интересов, которое выступает одним из критериев оценки общественной опасности деяния»[389]
. Тем не менее это именно один из критериев оценки, но отнюдь не единственный. Позиция, позволяющая вменять признак совершения преступления в отношении лица, находящегося в беспомощном состоянии, только при условии, что само лицо осознает свою неспособность противостоять посягательству, противоречит принципу субъективного вменения. Если следовать ей, получается, что лицо, лишившее жизни прикованного к постели инвалида и новорожденного ребенка, во втором случае совершило деяние меньшей степени общественной опасности, в связи с тем, что потерпевший не способен к осознанию фактического и социального характера совершаемого на его жизнь посягательства.Кроме того, как справедливо утверждает Л. Конышева, трактовка беспомощного состояния исключительно как неспособности проявить свою волю ошибочна еще и потому, что любое аналогичное преступление совершается путем игнорирования воли жертвы[390]
. Если главным критерием беспомощного состояния потерпевшего при совершении насильственных действий считать неравенство физических сил, закономерным будет признание находившимися в беспомощном состоянии во время совершения сексуального посягательства большинства девушек и женщин, так как на физически сильных и по-мужски сложенных лиц женского пола, способных оказать сопротивление, равное по силе нападению, такого рода посягательства практически не совершаются.Вызывает несогласие сложившаяся в судебной практике и уголовно-правовой доктрине тенденция к толкованию признака «беззащитный» как равнозначного беспомощному состоянию, в силу чего «беззащитными и беспомощными признаются лица с физическими недостатками, психическими расстройствами, престарелые»[391]
, то есть «беззащитное состояние» и «беспомощное состояние» рассматриваются как рядоположенные термины[392]. В результате такой практики судами допускаются ошибки при индивидуализации наказания. Так, приговором Кемеровского областного суда от 15.04.1999 г. Щ.М.А., 1977 г.р., был признан виновным в совершении преступлений, предусмотренных п. «в» ч. 3 ст.162, п. «в», «з» ч.2 ст.105 УК РФ, и осужден к лишению свободы сроком на 16 лет с конфискацией имущества. Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 09.12.1999 г. приговор изменен: исключено указание о признании «совершения преступления в отношении беззащитного престарелого лица» в качестве отягчающего наказание обстоятельства.Как установлено судом первой инстанции, 12.10.1998 г. Щ.М.А. в целях хищения чужого имущества зашел в квартиру к И.Е.А., где напал на нее, применяя насилие, опасное для жизни и здоровья, умышленно нанес ей в область головы два удара твердым тупым предметом, после чего, с целью убийства потерпевшей, сдавил органы шеи петлей, что повлекло механическую асфиксию, которая явилась причиной смерти. Завладев найденными деньгами, Щ.М.А. скрылся с места преступления. Потерпевшая И.Е.А. являлась лицом пожилого возраста (1915 г.р.) и в силу физического состояния не могла оказать активное сопротивление виновному. Президиум Верховного Суда РФ, рассматривая дело в порядке надзора по жалобе осужденного, указал, что суд кассационной инстанции обоснованно исключил из приговора указание на совершение преступления в отношении беззащитного престарелого лица в качестве отягчающего наказание обстоятельства, поскольку оно признано судом в качестве признака преступления и не может повторно учитываться при назначении наказания[393]
.