Уготован покой...

— Отлично. Превосходно. Чары Чада.

— Прости?

— Ничего. Пустяки. Просто вспомнился мне один красивый стих из Священного Писания.

— На сиденье, как раз посредине, между нами, термос. Возьми, открой и выпей немного отличного горячего кофе. И если захочешь, то сможешь потом всю дорогу декламировать Священное Писание. Ты, случаем, не из компании путешествующих любителей природы?

— Я? Возможно. Почему бы нет? И спасибо: кофе и вправду отличный.

В то же мгновение, словно бесшумный огонь, охватила его бурная, пронзительная радость. Он не испытывал подобного с того дня, как был ранен в плечо в бою за восточное побережье озера Кинерет. Радость дикая, безудержная, невыносимо сладостная, словно крепкое вино, проникающая в каждую клеточку тела, подчиняющая себе каждый нерв, легкая дрожь в коленках, теплый комок в горле, что-то остро пронзает грудь, и вот уже глаза его наполняются аллергическими слезами. Жгучее, все сметающее ощущение счастья, поскольку именно в это мгновение он осознал, куда направляется, что это за место, где его уже давно ждут, и почему он при полном боевом снаряжении, и почему держит путь на юг. По ту сторону гор, за пустыней, согласно преданиям, есть такое место, откуда еще ни один человек не вернулся живым, а он вернется, живой и окрыленный, живой и опьяненный победой, он взлетит на орлиных крыльях и возьмет курс за море — как только вернется из своего путешествия, которое обязан совершить, ибо оно давно взывает к нему из самых глубин его души. Давно уже следовало ему подняться и в одиночку отправиться в путь, пересечь границу, проскользнуть мимо вражеских засад, обойти стороной бедуинов, готовых пролить кровь, добраться до Петры, увидеть Красную скалу.

И только после этого двинуться в большой мир завоевывать чужие города.

— Погляди, какая красота, — сказал Ионатан водителю, — погляди, как красиво…

Часть вторая Весна

1

Среда, 3 марта 1966 года. Четверть одиннадцатого, вечер.

Сегодня нет дождя. И нет ветра. По-зимнему великолепный, светлый день. И все же на улице очень холодно. Несмотря на то что двери и окна плотно закрыты, несмотря на электрический обогреватель, проникает ко мне дыхание зимнего ветра: прелые листья, мокрая земля… Все это запахи детства. Даже через тридцать шесть лет кибуцной жизни я все еще остаюсь в какой-то мере европейцем. Да, я загорел на солнце. Да, я избавился от нездорового цвета кожи, который был свойственен моему отцу, лейпцигскому банкиру средней руки. Но мне по-прежнему трудно, когда наступает здешнее лето, и только в зимнюю дождливую пору я живу более или менее в мире с этими местами.

Кроме того, постоянная тесная близость с мужчинами и женщинами взрывного темперамента до сих пор, несмотря на все прошедшие годы, очень мне мешает, и я стыжусь этого.

Но я ни в чем не раскаиваюсь. Нет. Все, что я сделал в своей жизни, я делал с чистым сердцем. Так что же? Едва ощутимая отчужденность. Тоска. Какое-то сожаление, не имеющее точного адреса. Будто и это изгнание.Ни леса, ни реки, ни колокольного звона… Которые я так любил… И все-таки я в состоянии хладнокровно, трезво и точно подвести итоги, исторический, идейный и личный. Эти три итога в конечном счете складываются в один: сделанное не было ошибкой. Мы все вправе немного гордиться тем, что создали здесь. Теми долгими, упорными усилиями, благодаря которым из ничего возникло это новое красивое поселение, как будто сложенное из кубиков талантливым ребенком. И теми усилиями, что были направлены на улучшение системы общественных отношений, — без братоубийственных междоусобиц и почти без подавления личности. Все это мне весьма по нраву и по сей день, даже при том, что я имею возможность взглянуть на сделанное с некоей внутренней дистанции, пребывая в одиночестве. Мы неплохо сработали. И, по крайней мере, нам удалось способствовать духовному совершенствованию.

Но что мы вообще-то знаем о душе? Ничегошеньки. Я не знаю ничего. И теперь, на пороге старости, даже меньше, чем надеялся понять во дни юности своей. Более того, мне кажется, что никто не разбирается в этом. Даже мыслители. Даже ученые. Даже лидеры кибуцного движения. Что касается души и тому подобного, об этом известно еще меньше, чем о тайнах материи, сотворении мира, истоках жизни и всем прочем, что занимает ученых. Ничегошеньки не известно…