Уготован покой...

— Римона, мне необходим четкий ответ: ждать или искать?

— Искать. Но и ждать тоже.

И последнее: не нуждается ли она в чем-нибудь? В какой-нибудь помощи кибуца? Вопрос этот, похоже, был ей не совсем понятен. Как это — помочь? Впрочем, да. Сделать так, чтобы не допекали Заро. Хотя Заро сам нарывается на то, чтобы его допекали. Ну, уж, по крайней мере, чтобы его не выгнали. Потому что он хороший.

— Скажи мне, сейчас, в данный момент, куда ты идешь?

— Посмотреть, позавтракал ли он уже. И проследить, чтобы поел. Потому что он все время бегает и ищет, бегает и ищет. Вот сейчас понесся в Шейх-Дахр. И сразу же вернется… А потом я и не знаю. Быть может, в прачечную. Или нет…

Азарию я отыскал — после многочисленных расспросов — одиноко сидящим в пустой комнате для отдыха и культурных развлечений. Он был слегка испуган моим появлением, просил извинить его за то, что сегодня он совершенно не в состоянии пойти на работу в гараж. Но он дает слово, что завтра-послезавтра поработает сверхурочно, чтобы наверстать упущенное. Он уже обошел и проверил все уголки кибуцной усадьбы, он уже сбегал на фруктовые плантации. Добрался даже до развалин деревни Шейх-Дахр, но нигде не обнаружил никаких следов. Теперь же, по его словам, ему хочется умереть, потому что во всем виноват он. И тут он привел какую-то поговорку, переведенную с русского.

— Срулик, может, ты позовешь Шимона-маленького? Ведь Шимон здесь ответственен за уничтожение бродячих собак, а это именно то, что нужно сделать со мной. Только дайте мне прежде отыскать Иони. Я могу отыскать его, и никто, кроме меня, не сможет. И еще я могу много чего сделать на благо общества. Если предоставите мне, как говорится, еще один шанс, я принесу здесь немало пользы.

Зеленоватый отсвет ужаса вспыхивал в его глазах. Взгляд избегал моего взгляда. Пугливые морщинки беспокойно вздрагивали в уголках губ. Худенький, нервный паренек, изо всех сил пытающийся понравиться, завоевать хоть капельку расположения. Иони вернется еще сегодня вечером. Самое позднее, завтра. Послезавтра. Спустя какое-то время. Так подсказывает Азарии его интуиция, которая еще никогда его не подводила. Ионатану, по мнению Азарии, недоставало двух вещей. Первая — это любовь. Вторая — некая идея. Некая «еврейская» искра, если можно так выразиться сегодня. Что-то словно погасло в глубине его души. Холодно Ионатану в жизни. А он, Азария, напротив, уже принял решение посвятить свою жизнь кибуцу, социалистическому движению, родному государству. В общих чертах…

И что же он делает здесь сейчас?

Пытается — зачем отрицать? — сочинить листовку. Или стихотворение. Что-нибудь зажигательное. Несущее людям утешение. Способное раздуть новое пламя. (Кстати, он и вправду хорошо играет на гитаре. Это мне известно совершенно точно как человеку причастному к нашему музыкальному квинтету.)

— Азария, — сказал я, — послушай, если ты и в самом деле хочешь хоть чуточку помочь, то у меня к тебе просьба. Во-первых, пожалуйста, успокойся. Постарайся, насколько сумеешь, воздерживаться от подобных речей. Сегодня это пойдет всем на пользу. И во-вторых, будь добр, пойди в диспетчерскую, где телефоны. И побудь там все утро. Твоя задача проста: от моего имени объяснять каждому, кто придет звонить или дожидаться телефонного звонка, что сегодня всех просят быть предельно краткими в беседах, а еще лучше — вообще воздержаться от пользования телефоном. Чтобы линия была по возможности свободна: вдруг поступит сообщение.

— Срулик, извините меня за то, что я скажу. Позвольте мне открыть вам, что я… весьма ценю вас. Не ценю. Ценю— смешное слово. Скажу иначе: уважаю. Если бы я был таким, как вы. Сдержанным и владеющим своими чувствами. Ибо я почти во всем был согласен со Спинозой, но выполнить его требования мне не совсем удалось. Каждый раз я снова и снова ловлю себя на какой-то отвратительной лжи, не отвратительной, а излишней, эта ложь гнусна, потому что цель ее — произвести на всех хорошее впечатление. А всегда получается наоборот: впечатление остается плохое. Некрасивое, если можно так выразиться. Даже недостойное истинного израильтянина. Но только знайте, я над собой работаю. И постепенно меняюсь. Вы еще увидите. А когда Иони вернется…

— Азария, с твоего позволения, мы поговорим об этом в другой раз. А сейчас я должен спешить.

— Да. Конечно. Простите. Но только знайте, что я, так сказать, весь в вашем распоряжении. И в распоряжении кибуца. Днем и ночью. Только скажите — и я исполню. Всё. Даже с крыши спрыгну. Возможно, я слабак. Конечно же слабак. Но не паразит и не пиявка. И я женюсь на ней.

— Что?!

— Потому что Иони этого хочет. Поверьте мне. И если это хорошо для Иолека, который мне как отец родной, и хорошо для Хавы, и для вас, и приемлемо для кибуца с точки зрения общественной морали, так я женюсь на ней. А теперь, как вы мне и велели, я бегу караулить телефон. Позаботиться, чтобы линия оставалась свободной днем и ночью. Я добьюсь этого любой ценой. Срулик?

— Да. Что еще?