Уготован покой...

— Нет. Не совсем. Быть может, только в определенной степени.

— Иолек? — взорвался Азария дерзкой, победительной радостью, словно узник, которому удалось обмануть тюремщика и надеть на него наручники. — Послушайте, товарищ Срулик, слушайте хорошенько, ибо у меня для вас есть новости: Иолек сам передал мне просьбу навестить его сегодня вечером. Чтобы побеседовали мы о том о сем. Да. И чтобы я сыграл ему на гитаре. Это случилось всего лишь десять минут тому назад. Пришел Яшек и сказал, что Иолек приглашает меня. И обещает угостить рюмочкой. А кроме того, товарищ Срулик, по всем законам справедливости, если можно так сказать, вы обязаны спросить самого Иони, следует ли мне покинуть дом, который был его домом. А если не Иони, то, может быть, вы спросите Римону? Вас ждет гигантский сюрприз. По-моему, у вас есть полное право прогнать меня из кибуца. В любое время. Пожалуйста. Но не от моей женщины. Это противозаконно.

Я хотел бы вновь написать здесь то, что писал вчера и позавчера и наверняка напишу завтра.

Я ничего не понимаю. Великим мудрецом я никогда не был. Все это вещи непонятные.

Сейчас десять часов вечера. Эйтан Р. дежурит у телефона. Азария с Римоной отправились навестить Иолека. Возможно, Азария дает ему сольный концерт на гитаре. В этом мире все возможно. От Иони нет никаких известий. Завтра я обращусь в полицию. Завтра я обращусь и к Чупке, пусть он и его товарищи попытаются разыскать блудного сына.

Хава Лифшиц сидит у меня. Приготовила чай для двоих. Принесла мне меду, потому что горло мое пылает. Сидит она на моей постели. Мы слушаем музыку. И на этот раз — Брамс. Долгие-долгие годы ни одна женщина не переступала порога моей комнаты в столь позднее время.

Приведу здесь еще один отрывок из книги о птицах: «В течение долгого перелета птицы потребляют огромное количество жира, накопленного в их теле. Точно так же зимней ночью маленькая птичка должна использовать большую часть накопленного жира лишь для того, чтобы сохранить температуру тела до наступления утра».

Вот так.

На сегодня хватит. Прервусь на этом месте.

Пятница, 5 марта 1966.

Сейчас вечер. Возобновились дожди. В столовой собрались немногочисленные слушатели, пришедшие на лекцию о фольклоре евреев — уроженцев Йемена. Читает ее приглашенный лектор. От Ионатана нет никаких известий.

Утром в полиции мне строго попеняли за то, что я обратился к ним с опозданием. Что взял на себя тяжелую ответственность. Полиция принялась за розыски, но пока никаких новостей нет. Чупка тоже побывал здесь, настороженно выслушал все, что я ему рассказал, выпил две чашки черного кофе в комнате Уди Шнеура, произнес не более десятка слов и уехал, ничего не пообещав. В полдень пришла телеграмма из Майами: Троцкий намерен прибыть к нам немедленно, возможно уже на следующей неделе.

Сегодня днем была у меня странная беседа с Римоной. Не думает ли она, что, когда Иони вернется целым и невредимым, как мы все надеемся… как бы это сказать… не лучше ли, чтобы Азария находился на собственном месте?

— Но ведь у меня есть место для обоих. И они оба любят. И я тоже. Обоих.

Понимает ли она, каковы возможные последствия? Она улыбается и отвечает мне вопросом:

— Каковы же последствия?

Я смущен и немного растерян. Возможно, причиной тому ее красота. А возможно, я не подхожу для этой должности.

К примеру, я не смог собраться с духом, чтобы пойти и навестить Иолека. Сегодня я у него не был. Слышал, что врач нашел у него некоторое улучшение. Рассказывают, что Азария вновь проводит много времени с Иолеком: играет, философствует, спорит о политике, право, не знаю, что там еще. Да и требует ли моя должность, чтобы я знал все?

Кроме того, я болен. Высокая температура, озноб, кашель, сильные боли в ушах, туман в глазах. Хава ухаживает за мной. Требует, чтобы я не носился по кибуцу: ничего не случится с этим мерзавцем Сточником, если потрудится он за меня денек-другой. А в воскресенье появится Троцкий. Или в понедельник. Или во вторник. Либо не появится вовсе.

По собственной инициативе этим вечером я решил довести до сведения главы правительства Израиля Леви Эшкола, что сын Иолека уехал, не оставив никакого сообщения, и мы все озабочены состоянием Иолека. Буду писать кратко, поскольку болен. Даже кровь из носа идет. Кошмарные видения настигают меня, стоит сомкнуть глаза: Ионатан, возможно, попал в беду. А мы почти ничего не сделали.

Исход субботы. Полночь.

Иони не подает голоса. И полиция ничего не сообщает. И прославленный Чупка молчит. Глава правительства позвонил под вечер и беседовал с Иолеком. Обещал всяческую помощь. Возможно, через день-два приедет с кратким визитом.

Весь день я провел в постели, температура под сорок, досаждают боли. Вечером, в мое отсутствие, общее собрание кибуца избрало меня секретарем. Пришел Сточник и с помпой объявил, что на собрании обо мне говорили только хорошее. Расточали всяческие комплименты и проголосовали почти единогласно.