Я сказал это и вышел, чтобы вместе с Эйтаном Р. позаботиться о машине и водителе. Уже с порога я, к своему изумлению, отдал еще одно распоряжение:
— Рахель, ты останешься рядом с Иолеком. А Хава — нет. Ты, Хава, пойдешь со мной. Да, немедленно.
Она подчинилась и пошла за мной следом. Я увидел ее слезы. Я обнял ее за плечи, хотя в силу личных причин всякое прикосновение к женщине мне дается с трудом.
Уже за порогом я обратился к врачу:
— Вы найдете нас в канцелярии кибуца. А позже — у меня дома.
После того как я разыскал Эйтана и послал его дежурить возле грузовичка, стоящего рядом с домом Иолека, Хава с нежностью спросила:
— Ты сердишься на меня, Срулик?
— Не сержусь. Но очень обеспокоен.
— Но теперь со мной будет все в порядке.
— Иди в мою комнату и отдохни. Потом я пришлю врача, чтобы он дал тебе что-нибудь успокаивающее.
— Нет необходимости. Со мной уже все в порядке.
— Не спорь.
— Срулик, где же он, Иони?
— Не знаю. Но у Троцкого его нет. Покамест. Вообще вся эта история кажется мне слегка неправдоподобной и полной тайн.
— А если он прибудет туда?
— Если прибудет, я позабочусь, чтобы Троцкий понял, что обязан немедленно известить нас. Никаких фокусов и уверток мы не потерпим. Я этим занимаюсь. А теперь прощай. Ступай в мою комнату. Я приду, как только освобожусь.
— Ты целый день ничего не ел. Ведь и ты не очень здоров.
— Все в порядке, — бросил я и направился в канцелярию.
Уди Шнеур ждал меня с сообщением, показавшимся мне весьма важным. Несмотря на то что Азария устроил небольшой скандал, Уди побывал, как я велел ему, в квартире Римоны, обыскал все шкафы и нашел папку с картами. Выяснилось, что не хватает там всех тех карт, что относятся к пустыне Негев, к так называемому Негевскому треугольнику, от Содома и Рафияха до Эйлата на берегу Красного моря. Итак, я поручил Уди разыскать по телефону офицера, которого называют Чупка, и сообщить ему эти сведения, даже если придется провести у телефона всю ночь. Это очень срочно.
Я же, воспользовавшись телефоном в медпункте, дозвонился до частной квартиры главы правительства. Передал его секретарю телефоны и адреса с визитной карточки Зеевальда и точный адрес офиса Троцкого в Майами. В ответ на его вопросы я мог лишь сообщить, что у нас возникли определенные опасения в связи с Майами и мы здесь, в кибуце, будем очень благодарны, если соответствующие службы смогут пристально проследить за развитием событий. Об ухудшении состояния Иолека я решил не рассказывать, потому что помнил: Эшкол сегодня вечером инспектирует северную границу; и самым важным мне представлялось, чтобы он был полностью сосредоточен на этой задаче. Но я просил его личного секретаря проследить за тем, чтобы было выполнено данное главой правительства обещание и Амоса, младшего сына Иолека Лифшица, отпустили из армии, хотя бы на несколько дней.
Когда я вернулся в канцелярию кибуца, то застал там Азарию Гитлина, который дожидался меня. Ему бы хотелось, с моего позволения, выяснить принципиальный вопрос: вправе ли Уди Шнеур врываться в частное жилище, где пребывает он, Азария? Рыться в шкафах? Обзывать его и Римону всякими грубыми словами? И, между прочим, он, Азария, желает обратиться, вернее, не обратиться, а подать прошение: он хочет, чтобы его зачислили кандидатом в члены кибуца. Он уже покончил с сомнениями и принял окончательное решение: именно здесь его дом. Навсегда. Он женится на Римоне и всего себя отдаст служению обществу. Не делая различий меж человеком и червем, судьба коснется их своим перстом. Он завершил свои скитания, и отныне у него будет дом. Он хочет, чтобы я знал: ему очень дорог весь кибуц, даже Уди, а меня лично он просто любит.
Я прервал его излияния. Сказал, что занят. И пусть он мне не докучает. Пусть придет в другой раз.
Откуда только взялась эта столь чуждая мне решительность?
И в самом деле, за весь день у меня и маковой росинки во рту не было, если не считать аспирина, запитого чаем. Но голова оставалась ясной. Мне хорошо.
Этой страничке я доверю свою исповедь. Во мне ширится неведомое прежде ощущение физической радости. Мне приятно и легко ходить пешком. Решения вызревают сами по себе, без мук и сомнений. Даже разговоры я могу вести без труда. Ведь я секретарь кибуца. Первый день в этой должности был сложным, весьма нелегким, но сейчас, в полночь, когда я сижу и записываю по порядку главные события дня, я не вижу ни одной ошибки. Все, что я сегодня сделал, как мне кажется, сделано наилучшим образом.
Ну вот полночь уже миновала. За окном шепчет ветер. Включен обогреватель. На пижаму я надел свитер, связанный Болонези. А поверх всего — еще и плотный халат.