Уготованная судьба

Я знал, что она с кем-то встречается, но моя сестра никогда не приводила парней домой. Отец и я, как правило, прогоняли их, потому что никто не был достаточно хорош для неё. София была самой доброй и прекрасной душой, которую я когда-либо знал. Она любила животных и была волонтёром в доме престарелых. Её жизнь была невероятно коротка, и я постоянно страдаю от чувства вины за то, что выжил… несмотря на то, что меня вообще не было там, когда это случилось. Когда я испытывал счастье, её не было, и поэтому я этого не заслуживал и не заслуживаю. Я закрылся от вкушения радости.

— Мне нравится имя, — Мелли соединяет свою руку с моей. — Оно необычное, и мне кажется милым тот факт, что она хотела использовать твоё имя.

Эрик смеётся, а я обнимаю мою девушку, ту, которая, в конце концов, позволила мне стать счастливым вновь. Воспоминание или осознание возрастает, и всё встаёт на свои места, наконец, обретая смысл.

— Я думал, что простудился.

Помню, как пару раз меня рвало утром, я позвонил на работу и сказал, что болен. Мне позвонила София, и прежде чем я предоставил ей возможность выговориться, я скулил, думая, что умру. Она назвала меня большим ребёнком и сказала перезвонить и поговорить с ней в другой раз. Я не разговаривал с ней и не видел её до тех пор, пока три недели спустя не опознавал её тело. Эта вина будет вечно съедать меня… я никогда не перезванивал ей.

— Всякий раз, когда один из нас болел, другой тоже заболевал. Странности подобного рода случались. Думаю, это нормально для близнецов.

— Она была твоим близнецом?

Я смотрю вниз на удивлённое лицо Мелли.

— Да.

— У меня есть её фотография.

Эрик нерешительно подходит ближе, и Мелли отходит от меня, делая шаг ему навстречу.

Он достаёт бумажник, вытаскивает фотографию и передаёт ей.

— Ого, — она смотрит на меня и улыбается. — Она, типа, хорошенькая версия тебя.

Не могу поверить, что смеюсь в этот момент. Видишь? Счастлив.

— Мы слышали это много раз, пока росли.

— Помнишь, как однажды на Хэллоуин вы переоделись друг в друга? — спрашивает Эрик.

— Ага, — я тру синяк на обратной стороне плеча. — Я был так зол, что люди реально думали, будто я — это она.

— Они так сделали? — смеётся Мелли. — Сейчас мне бы хотелось увидеть это фото.

— У меня есть одно. Вообще-то, целый альбом, — я вхожу в гостиную и поднимаю верхнюю часть журнального столика

— Не знала, что он открывается.

Мелли садится на диван, а я достаю фотоальбом из тайника, затем сажусь рядом с ней.

Эрик держится в стороне, и я киваю на пустое место рядом со мной. Он колеблется.

— Не вынуждай причинять тебе боль снова.

Он закатывает глаза и садится, но держится подальше от меня. Мы оба знаем, что он позволил мне надрать ему задницу. Я определённо могу держать себя в руках, но он обладает природным талантом причинять кому-либо боль. Я переворачиваю первую страницу и съёживаюсь от наших детских фотографий, потому что, конечно же, мой маленький пенис висит.

— Оу.

Мелли наклоняется ближе, и я перелистываю страницы. Показывая ей эти фотографии, даёт мне, пожалуй, большее принятие, которое я испытывал с тех пор после их смерти. Разделив эту часть моей жизни с кем-то, кого я люблю так же сильно, если не больше, чем я любил свою семью, освобождает. Эрик смеётся и добавляет кое-что к тому, что я говорю об одной фотографии. Когда дохожу до фотки Хэллоуина, мы все смеёмся над ней.

— Эрик, это ты? — Мелли указывает на маленького мальчика, стоящего рядом с Софией.

— Ага, — он смеётся. — Это была идея Софии.

— Вообще-то это было потрясающе.

София сказала ему одеться как мой отец. Поэтому на нём была футболка с логотипом «Портер и сын», парик с проседью, пояс для инструментов, и моя мама нарисовала усы на его лице. Я подшучивал и называл его «папочкой» всю ночь.

Когда я продолжаю перелистывать страницы, то замечаю, что часто Эрик стоит рядом с Софией или смотрит на неё почти на всех фотографиях. Он и я были, нет, мы и есть лучшие друзья… и всё же он уделял всё внимание ей. Никогда не замечал этого раньше. Как я мог такое пропустить?

— Когда вы, ребята, начали, эм… встречаться?

— Мы встречались с тех пор, как нам исполнилось шестнадцать лет.

— Придурок, — я слегка подталкиваю его локтём. — Вы, ребята, должны были рассказать мне.

— Она хотела этого. Это то, мм… это то, из-за чего мы поссорились. Я знал, что она могла бы найти кого-то получше меня, и я просто… дерьмо, — он вытирает лицо своим плечом. — Я, бл*дь, так сильно скучаю по ней.

Это занимает всего секунду, первичное проявление страдания, чтобы я осознал, где он находился по жизни и как попал сюда. И всё становится на свои места.

— Я тоже, брат, — я кладу руку ему на плечо. — Я тоже.

* * *

Когда обнимаю Мелли и жду, пока она уснёт, я пытаюсь отключить свой мозг. Но сотня вопросов и тысячи потенциальных воспоминаний не перестают воспроизводиться на повторе. Например, как тогда, когда на компакт-диске возникала царапина. Песня проигрывалась туда-сюда. Повторяясь, заедая, дразня. Впрочем, что особенно важно, больше всего на свете я беспокоюсь о Мелли.

— Ты точно в порядке?