Как выяснилось, ограбление совершили купеческий сын Ефим Тимофеевич Масленников, крестьяне Никифор Васильевич Поросев, Иван Прохорович Касин и вольноотпущенный Порфирий Алексеев. Содействовали им поручик Алексей Страхов и его дворовый Афанасий Федоров, которые отбывали в монастыре церковное наказание – епитимью. Познакомились будущие подельщики в губернской временной тюрьме, где вместе содержались. Они задумали совершить кражу еще 25 июня 1825 года и вечером приехали к монастырю с инструментами для взлома. Сначала они остановились близ ворот монастыря под деревьями, где встретились со Страховым и Федоровым, а потом в трактире на берегу Москвы – реки за выпивкой обсуждали, есть ли чего украсть и как это дело провернуть. Федоров уверял, что сокровищ в ризнице много и что будто там хранятся деньги игумена Израиля до 5 миллионов рублей. Страхов это подтверждал, но советовал отложить дело на неделю, чтобы избежать подозрений: компанию заметил в трактире кучер игумена.
Преступники вернулись в Москву. 2 июля вечером они вновь объявились на Угреше, подошли к задним воротам, осмотрели ограду и решили, что можно влезть на нее по куче наваленного репейника. Действительно, высота ограды тогда была от 4 до 7 аршин (от 2,8 до 5 метров). Вероятно, воры нашли место, где она была самой низкой.
Одного вора подсадили, он влез на ограду, спустился вниз по веревке, подошел к воротам, сломал у калитки замок, висевший с внутренней стороны, и впустил сообщников. Стражи не было, поэтому подельщики спокойно прошли к собору, взломали висячие замки и украли из ризницы все по их разумению ценное. Однако денег грабители не нашли, потому что не обратили внимания на сундучок для камилавок, где они хранились. Надо сказать, что денег было не 5 миллионов, а 5000 рублей и принадлежали они вовсе не игумену Израилю, а монастырю.
Воры покинули обитель незаметно. Ограбление вскоре обнаружил караульный, делавший обход территории. Тотчас сообщили игумену Израилю, который был в это время в Москве. Вернувшись, настоятель осмотрел ризницу и наутро доложил начальству, что она расхищена и нет 5000 рублей. Однако один из монахов, о. Нифонт, видел, что при осмотре камилавочника игумен Израиль что – то быстро сунул в карман.
Задержал воров спустя четыре дня бдительный квартальный надзиратель в одном из московских трактиров, где они пропивали краденое. Большую часть серебряных изделий и жемчуга вернули монастырю, а ценные бумаги восстановили. Многие вещи пострадали от варварского отношения похитителей. Сумма, необходимая на исправление повреждений, составила 11 195 рублей 37 копеек20.
На следствии все воры в один голос утверждали, что денег в ризнице не нашли, хотя именно из – за них пошли на дело. Подозрение пало на игумена Израиля, но он так и не сознался, несмотря на явные улики. В тюрьму игумена не посадили, но от должности отрешили, запретили служить и перевели в Николо – Перервинский монастырь. Имеющиеся у него деньги были отобраны и хранились в духовной консистории. Одних только билетов Сохранной казны у него изъяли на 58 000 рублей. За счет этих денег и была погашена указанная выше сумма ущерба от кражи.
Надо отметить, что игумен Израиль21 своим неблаговидным поведением был известен задолго до кражи: дурная слава распространилась о нем, когда он был настоятелем в Сретенском монастыре. Однако многочисленные жалобы на него епархиальное начальство считало сомнительными. После его назначения на Угрешу несколько самых опытных в духовной жизни монахов предпочли перейти в другие обители. Настоятельствовал Израиль всего три года, но память о себе оставил недобрую и во многом способствовал упадку монастыря. Его прислужники притесняли местное население, а порой и вовсе обирали крестьян, задерживали у себя их скот, требуя выкупа, и издевались над ними. Сам игумен доходил до того, что устраивал потешные вылазки: одевался в шутовской наряд, ложился перед воротами, увидев приближавшийся воз или телегу. Его «помощники» требовали с проезжих мзду за то, что они будто бы едва не задавили и «запылили» игумена. Люди старались объезжать монастырь стороной.
Дальнейшая судьба бывшего игумена Израиля сложилась так: дело о присвоении им денег тянулось до конца декабря 1836 года22, в начале 1837 года он был лишен монашества, переведен в Вологодскую епархию, а позднее сослан в Томск, где умер в 1860–х годах.