Угрюм-река

«Дорогой Прошенька. Рука не поднялась отдать стервецу твой подарок. Я ему сулил триста, четыреста, пятьсот, семьсот шестьдесят рублей. Он же, по наущению сидевшего с ним рядком облаката, в злопыхательстве своем пойти на мировую отказался. Тогда начался суд. Я во всем покаялся, сказал: „Извините, спьяну“. Меня присудили к двум неделям высидки. Выходя из зал-суда, я показал обер-кондуктору Храпову, дураку, меж двух пальцев кукиш. Он взглянул на кукиш, схватился за седую, дурацкую голову свою и, видя, что свалял дурака, лишившись всякой с меня платы, выругал меня поматерно и сразу сделался без чувств, потому что упал со стула в обморок. Я нанял за один рубль семьдесят пять копеек крытую карету и поехал в тюрьму. Да будет воля Божия».

– Это на него похоже. Ха-ха! – захохотал Яков Назарыч. – Справимся и без него. Тебе завтра когда к министру?

– В двенадцать ровно.

Часть пятая

I

В Петербурге Прохор Петрович сумел многое сделать. Побывал на огромном машиностроительном заводе, где по одобренным Протасовым чертежам заказал для своей электростанции турбину в пять тысяч киловатт, побывал в горном департаменте, чтоб посоветоваться о выписке из Америки драги для золотых приисков. Наконец разыскал поручика Приперентьева, которому перешел по наследству от брата золотоносный, остолбленный в тайге участок.

Поручик Приперентьев жил в двух комнатах на Моховой, у немки; ход через кухню. Неопрятный, с сонным лицом денщик, поковыривая в носу, не сразу понял, что от него хочет посетитель. Прохор дал ему два рубля – денщик мгновенно поумнел и побежал доложиться барину.

Поручик принимал Прохора в прокуренной, с кислым запахом комнате. У него одутловатое лицо, черные усы, животик и, не по чину, лысина. Поручик тоже не сразу понял цель визита Прохора и, наконец кое-что уяснив, сказал:

– Ни-ко-гда-с... Я выхожу в отставку. Впрочем... черт!.. Ну, что ж... У меня как будто водянка, как будто бы расширение сердца... Словом, понимаете? Да. Выхожу в отставку и еду сам в тайгу, на прииск...

Прохору было очевидно, что поручик ошарашен его появлением, что поручик давным-давно забыл о прииске и теперь нарочно мямлит, придумывая чепуху.

– Для эксплуатации участка нужен большой капитал. Вы его имеете? – ударил его Прохор вопросом в лоб.

Поручик Приперентьев схватился за лоб, попятился и сел.

– Прошу, присядем. Насчет капиталов – как вам сказать?.. И да и нет... Впрочем, скорей всего – да. Я женюсь... Невеста с приличным состоянием... Сидоренко! Кофе...

Поручик наморщил брови, надул губы и с независимым видом стал набивать трубку.

– Впрочем... Знаете что? Кушайте кофе. Сигару хотите? Впрочем... у меня их нет... Этот осел денщик! Тьфу!.. Знаете что? Приходите-ка сегодня ко мне вечерком поиграть в банчок. В фортуну верите, в звезду? Ага! Можете выиграть участок в карты. Я его ценю в сто тысяч.

– Я бы мог предложить вам тыщу...

– Что? Как?! – Поручик выпучил продувные, с наглинкой глаза и прослезился.

– Тыщу, – хладнокровно сказал Прохор, отодвигая чашку с кофе. – В сущности, вы потеряли на него все права... Эксплуатации не было около двадцати лет, срок давности миновал. Но мне не хочется начинать в департаменте хлопоты об аренде, я желал бы сойтись с вами... Из рук в руки...

– Впрочем... Это какой участок? Вы про какой участок изволите говорить?

– Как – про какой? Да в тайге, золотоносный...

– Ах, тот! – басом закричал поручик и завертел головой. – Семьдесят пять тысяч... Ха-ха... Да мне в прошлом году давали за него двести тысяч... Я был при деньгах, сделкой пренебрег...

– Кто давал?

– Золотопромышленник Пупков, Петр Семенович.

– Такого нет...

– В этом роде что-то такое, понимаете: Пупков, Носков, Хвостов... Знаете, такой с бородкой. Итак, семьдесят пять тысяч...

– Тыщу...

– Я шуток не люблю. Впрочем, я кой с кем посоветуюсь. Позвоните завтра 39-64. Адьё... Мне в полк... Эй, Сидоренко!..