Угрюм-река. Книга 1

– Анфиса, я тебя люблю по-прежнему, – сказал он озлобленным умом своим. В темных глазах Прохора пряталось коварство, но отреченный взор Анфисы на этот раз ничего не отгадал: Анфиса тотчас же поверила, бросилась ему на шею.

– Любишь? Неужто любишь?!

– Да, да, да. Только выслушай меня, пожалуйста, – по-холодному поцеловал, по-холодному усадил ее возле себя. – Слушай.

Но где ж ей слушать, когда не хватает воздуху и волною хлещет по жилам кровь.

Прохор говорил негромко, но отрывисто и за рюмкой рюмку тянул вино.

– Значит, все будет хорошо… Только ты не мешай нашей свадьбе, вообще не мешай нам жить. А я тебя никогда не забуду, Анфиса… Тайно стану любить тебя.

Эти слова поразили Анфису, как гром. И первый раскат грома ударил где-то там, вдали.

– Та-а-к, – протянула Анфиса, и голос ее под тугими ударами сердца шел волной. – Так, так, так… Вот это любовь! Ну, спасибо тебе на этакой любви. А вот что… – Она встала, и ноздри ее расширились: дыхание вылетало с шумом. Она как молнией посверкала глазами на примолкшего Прохора.

– Женись, молодчик, женись. – Она сейчас говорила высоким голосом, привстав на цыпочки и запрокинув голову свою. – Женись, а я за отца твоего выйду и все равно погублю тебя своей любовью. Все равно. Эх, младен! Плохо ты меня знаешь. Если ты променял меня на какую-то богородицу, так я-то тебя, сокол, ни на кого не променяю… Увидишь!

Она схватила бутылку коньяку и прямо из горлышка отхлебнула несколько глотков. За окном стали шуметь деревья, по комнате заходили ветерки.

– Вот, – сказала она и сорвала крест с груди, – вот у крестика ключик привязан, ключик этот от потайной шкатулки, а в той шкатулке штучка есть. Как служила я у дедушки твоего, покойного Данилы, в горничных, он мне, девчонке, браслетку подарил. А на браслетке-то кой-какие буковки прописаны. Кой-какие… Ха-ха!.. Показывала я штучку эту одному человеку-знатецу, здесь живет этот человек-то, парень дотошный, мозговой. Да еще бумажку одну показывала, у дедушки Данилы в кованой шкатулочке нашла, – все убиенные переписаны, дедка день и ночь в молитве поминал их. Так и написано – «мною убиенные»… Чуешь? И выходит: не Ибрагишка убивец-то, вы убивцы-то, твой дедка Данила убивец-то подлый, живорез. На вас, Прошенька, вся кровь падет… – Анфиса говорила приторно-сладко, певуче, и хоть не было в ее голосе угрозы и глаза Анфисы улыбались, но от внутренней силы слов тех стало Прохору страшно.

– Ну?! – нажал он на голос, стараясь запугать Анфису и победить в себе сложное чувство омерзения и страха перед ней.

Она села рядом с ним, с явно притворной шаловливостью погладила его волосы и, заглядывая в глаза его, издевательски проворковала:

– Дак вот, Прошенька, любое выбирай: либо женись на мне, либо – к прокурору. Суд, огласка – и все богатство отберут от вас. – Она обняла его и, с жестким блеском в глазах, жадно поцеловала в губы.

Прохор не в силах был сопротивляться: хмель одолевал его, он весь ослаб.

– И другая лазеечка есть. Да, может, не лазеечка, а самые главные ворота: дам Куприяновым стафет и сама поеду к ним вашу с девкой свадьбу рушить.

Прохора бил озноб. Анфиса тоже дрожала. Стуча зубами, Прохор спросил:

– А где шкатулка?

– Шкатулка эвот, а ключик вот…

Анфиса вдруг откачнулась от Прохора, пытливо и люто взглянула в его горящие решимостью глаза, быстро поднялась. Прохор вскочил, схватил Анфису за руки пониже плеч, опрокинул ее на затрещавший стол.

– Браслет! Ключ!!

Анфиса, не разжимая губ, засмеялась в нос. Прохор судорожно рванул цепочку с ключом, подбежал к кровати, выхватил из-под подушки кованый ларец. Анфиса зверем накинулась на него сзади и сильными руками вцепилась ему в горло. Прохор, изловчившись, подмял Анфису под себя, и оба, злобные, безумные, барахтались на широкой кровати. Прохор стал яростно душить ее, упираясь коленом в грудь. Анфиса захрипела. Напрягая всю силу, она сбросила его с себя и по-волчьи, с визгом, куснула руку. Оба в схватке упали с кровати, катались по полу, пыхтели, ругались, шипя как змеи. Запахло крепким потом. Пьяный Прохор задыхался, изнемогал. Из его укушенного пальца текла кровь. Анфиса в неудержимом припадке царапала ему лицо, ее изорванное платье тоже запачкалось кровью. Поймав момент, она, как степная волчица, взбросилась на Прохора верхом, крепко стиснула его руки, упала грудью ему на грудь и, закрыв глаза, стала неистово целовать его, твердя сквозь стон:

– Сокол, сокол мой!.. Помнишь ли ту ночку, сокол?..

– Ведьма ты!.. Проклятая! – с кровью выплевывал Прохор черные слова.

Она пружинно, как змея на хвосте, привстала, скорготнула зубами и с размаху оглушила Прохора оплеухой. И в этот миг, вместе с оплеухой, вместе с ослепительной молнией резко, близко ударил громовой раскат. Анфиса, вся растрепанная, дикая, вскочила, закрестилась, упала на диван.

Хлынул ливень за окном. И хлынули у Анфисы слезы.