Угрюм-река. Книга 2

Выпил микстуру и лег. Все дрожало в нем и куда-то неслось. Быстро вскочил, отыскал припечатанный сургучной печатью пакет, вынул записку. Строчки были как кровь:

«Поступаю в полном сознании. Похоронить по-православному. Мой гроб и гроб жены рядом. Гроб Верочки наверху».

Прохор Петрович взметнул головой, весь сжался, весь сморщился и застонал, как заплакал:

– Нина… Жестокая Нина!.. Неужели не жаль тебе Прохора?

16

К знаменитому селу Разбой со всех сторон подъезжали на подводах, подплывали на плотах, на саликах громовские, получившие расчет землекопы, лесорубы, приискатели.

На одной из отставших подвод ехали пятеро: Филька Шкворень, его дружок, недавно бежавший с каторги, Ванька Ражий и другие. Вдруг высыпала из тайги ватага с ружьями.

– Ребята, стой! Дело есть! – крикнул бородатый из ватаги.

– Ибрагимова шайка, матушки! – испугался мужик, хозяин лошаденки. Он соскочил с телеги и, пригнувшись, словно спасаясь от пули, бросился в лесок. А Филька Шкворень схватил топор.

– Эй, дядя! Воротись! – кричали из ватаги. – Мы своих не забижаем…

Филька Шкворень бросил топор и, взмигивая вывороченными красными веками, во всю бородатую рожу улыбался разбойникам. Хозяин лошаденки остановился и, выглядывая из чащи леса, не знал, что делать.

– Деньги есть, молодцы? – спросил кривоногий коротыш Пехтерь в рысьей с наушниками шапке и строго повел белыми глазами по телеге. Филька Шкворень опять схватился за топор, устрашающе заорал:

– Есть, да не про вашу честь! – и обложил ватагу матом.

– Да нам и не надо ваших денег, – загалдели из ватаги в три голоса. – Мы вам сами хотели дать, ежели…

– Берегите полюбовницам своим. – Филька Шкворень спрыгнул с телеги, пощупал на груди под рубахой кисет с золотыми самородками и сильными движениями стал разминать уставшее в дороге тело.

– Нет ли табачку, папиросок, братцы? – спросил, ухмыляясь по-медвежьи, страшный видом Пехтерь. – Давно не куривал хорошего табачку.

– Ха, папиросок!.. – с пренебрежительной гордостью буркнул Филька Шкворень. – Ванька, брось им из моего мешка коробку самолучших сигар со стеклышком.

Все уселись на луговину. Повалили из бородатых ртов ароматные дымочки. Облако кусучих комаров отлетело прочь.

– Богато живете, – сказал, затягиваясь сигарой, черноусый разбойник-парень с черной челкой из-под шляпы.

– Живем не скудно, – сплюнул сквозь зубы Филька и скомандовал: – Ванька, самолучшего коньяку «три звездочки»! Ребята, у кого нож повострей? Кроши на закуску аглицкую колбасу.

Пехтерь вытащил кривой свой нож:

– Ну, в таком разе – со свиданьицем! – И бутылка коньяку заходила из рук в руки.

– А где ваш набольший атаман? – спросил Филька Шкворень, чавкая лошадиными зубами кусок сухой, как палка, колбасы.

– Далече, – нехотя и не сразу ответил Пехтерь, вздохнув. – А вот, ребята, до вас дело: возьмите с собой наших двоих, они бывшие громовские, только беспачпортные. Авось проскочат с вами.

– Которые? – пощупал волчьими глазами Филька Шкворень всю шайку.

– А вон с краешку двое: Евдокимов да… Стращалка-прокурат.

– Отчего не взять? Возьмем.

– Что, коньячку больше нет? – с задором подмигнул Пехтерь белым глазом.

– Господского нет, «трех звездочек», – проглотил слюни Филька. – А есть бутылочка заграничного, синенького. Эй, Ванька! Матросский коньяк «две косточки»!..

Ванька Ражий, ухмыляясь во все свое корявое лицо, вытащил из мешка бутылку денатурату с надписью «ЯД», с мертвой головой и двумя перекрещенными под нею костями. Все захохотали. Пехтерь первый отпил из бутылки глотка три, сгреб себя за бороду, судорожно затряс башкой и брезгливо сплюнул. Опять все захохотали и тоже сплюнули.

– Что, добер коньячок «две косточки»? – перхая лающим смехом, спросил Филька.

– Ничего, пить можно, – вытер слезы Пехтерь и, отвернувшись, поблевал.

Бутылка пошла вкруговую. Ватага одета чисто, в громовские похищенные в складах вещи: в серых фетровых шляпах, в богатых пиджачных парах, в дорогих пальто. Правда, костюмы в достаточной степени оборваны, замызганы, загажены.

Рабочие с улыбчивой завистью косились на ватагу, а Филька Шкворень, ковыряя в носу, сказал:

– Эх, стрель тя в пятку, нешто пойти, ребята, к вам в разбойнички: дело ваше легкое, доходное… Нет… Просить будете, и то не пойду.

– Пошто так?

– Милаха меня в Расее поджидает… Эх, пятнай тя черти! – причмокнул Филька и, отхлебнув денатурату, утерся бородой. – Приеду в Тамбовскую губернию – женюсь. Я теперь… вольный. Я богатый… Ох, и много у меня тут нахапано! – ударил он по груди ладонью, приятно ощупывая скользом золото. – Бороду долой, лохмы долой, оденусь, как пан, усы колечком – любую Катюху выбирай!.. Я, братцы-разбойнички, сразу трех захоровожу. Богатства у меня хватит. Одну – толстомясую, большую, вроде ярославской телки чтоб; другую – сухонькую, маленькую, ну, а третья – чтоб писаная краля была, в самую плепорцию. Ух ты, дуй, не стой! – Филька рывком вскинул рукава и залихватски подбоченился.