Угрюмый роман (ЛП)

Теперь я нюхаю ее духи, застрявшие в голубой подушке с оборками, и разглядываю линейку, которая, вероятно, оставила на мне неизгладимый след. Она лежит на полу, все еще длинная и деревянная. Я удивлен, что эта штука не сломалась пополам со всей силой, которую использовала миссис Кетцаль.

— Мне так жаль. — Санни выдавливает бальзам на кончики своих смуглых пальцев.

— Не извиняйся. Мне следовало спрятаться получше или выйти через заднюю дверь. — В тот момент, когда Санни жестом показывала мне, чтобы я убирался с глаз долой, я обнаружил два потенциальных укрытия — это был либо диван, либо прозрачные белые занавески.

Поскольку я крупный парень и, к сожалению, не умею маскироваться, занавески не подошли. Но с диваном тоже не получилось. Может быть, было бы лучше, если бы я выпрыгнул из окна и попытал счастья тремя этажами ниже. Вероятно, было бы не так больно, как от жестокой порки миссис Кетцаль.

— Нет, мне жаль, что тебе вообще пришлось прятаться. — Санни нежно проводит пальцами по моей поврежденной коже. Это приятно, но и немного покалывает. Я сжимаю челюсти, чтобы не разреветься, как ребенок.

— Я понимаю.

— Какая часть этого понятна?

— Твоя мама хочет для тебя самого лучшего.

— Ты очень добр. Мама хочет только лучшего для нашего сообщества.

— Община майя?

Она кивает. — Я думаю, она чувствует вину за то, что покинула деревню и приехала в Америку. — Ее прикосновения нежны, как шепот. Похожи на крылья бабочки. Это успокаивает и согревает. — Повзрослев, она превратила наш дом в мини-Белиз. Мы отмечали каждый праздник в Белизе так, словно получали за это награду гражданина. И если где-нибудь по соседству с нами были дети майя, она навязывала их мне и заставляла нас дружить.

— Твоя мама действует только в соответствии с тем, на что запрограммирован ее мозг.

— Не оправдывай ее поведение своей наукой о мозге, Даррел, или, клянусь, я схвачу линейку и отшлепаю тебя снова.

Я поворачиваю голову в другую сторону, чтобы посмотреть на нее. — Это что, обычай майя?

— Угрозы?

— Нападение на людей с измерительным оборудованием.

Она фыркает. — Прекрасно. Расскажи мне о своей науке о мозге.

— Хочешь послушать?

— Ты собираешься сказать мне, согласна я или нет.

Я вжимаю руки в подушку. — Миндалина — это компонент лимбической системы головного мозга…

— Поехали.

— Он контролирует наши эмоции, восприятие угроз и страхов…

— Вау. — Санни убирает руки с моей спины.

— … Возможно, когда твоя мама видит кого-то, кто может представлять угрозу для ее культуры или сообщества, миндалина вырабатывает более мощный электрический заряд…

Она закрывает бальзам и кладет его обратно в аптечку. — Мне это так интересно.

— … это могло бы объяснить, почему у нее инстинктивная негативная реакция на тот факт, что я без ума от тебя.

Санни встает передо мной, чтобы я мог видеть ее лицо. — Не делай этого.

— Я пытаюсь объяснить, почему я понимаю.

— Ты сексуален, когда становишься полным ботаником. Но ты ранен. Моя мама в бешенстве. Мне еще нужно поработать. Сейчас неподходящее время набрасываться на тебя. Мне нужно держать себя в руках.

— Нет, ты не понимаешь.

Она бросает на меня осуждающий взгляд.

— И я не ботаник.

— Гик? Это правильный термин? Я всегда путаю эти два понятия. — У нее темные глаза, сияющая кожа, и она сама искрящаяся. Я никогда не видел, чтобы человек сиял так сильно и так ярко, как Санни Кетцаль.

Черт, она сногсшибательна.

— Ботаник относится к кому-то с высоким IQ и склонностью к учебе, — сообщаю я ей. — Гиком обычно называют того, кто увлечен чем-то, не обязательно тем, в чем он хорош. Например, любителем истории. Или кто-то, одержимый фильмами-слэшерами.

— Видишь? — Она взмахивает рукой в воздухе. — Одно и то же.

Мои губы приподнимаются. — Они другие.

— С тобой все должно быть предметом спора? — Ее глаза сужаются, но тон насмешливый.

— Наш мозг функционирует по-другому. Для нас споры неизбежны.

— Тогда тебе следует бежать сейчас, потому что я не люблю ошибаться. У меня… аллергия на это.

— Что, если я иногда оказываюсь прав? Разве ты не можешь это принять?

— Нет, потому что даже когда я ошибаюсь…

— Ты права?

В ее голосе звучит смех. — Эй, может быть, я дам тебе шанс.

Я улыбаюсь.

Санни этого не делает. Она обхватывает колени руками. Ее плечи опускаются, а глаза тускнеют, как солнце, уходящее из-за шторма. Я остро ощущаю потерю ее улыбки. Я бы сделал все, чтобы вернуть ее на ее лицо.

— Прости меня, — шепчет она.

— Перестань извиняться.

— Моя мать выпорола тебя.

— И меня выпороли за тебя. В переносном смысле. — Я недоверчиво смотрю на линейку. — Я бы хотел, чтобы ты сожгла эту штуку.

Она смеется, а затем наклоняется вперед и целует меня в лоб. — Я слышала глухой удар твоей головы, когда она ударилась о землю. Звучало больно. — Наклонившись вперед, она снова целует меня в макушку. — Надеюсь, скоро перестанет болеть.

— Я тоже ударил себя по щеке. — Я показываю туда.

Она целует меня в щеку.

— Другая сторона получила довольно сильный удар.

Она хихикает и прижимается губами к моему подбородку. — Тебе действительно нужно было говорить моей маме, что ты без ума от меня?