Угрюмый роман

Я не проводил каждый день в Джон Херст, тоскуя по Санни Кетцаль, чтобы не видеть, как ее спина выгибается над кроватью, как ее бедра сжимают мои уши, или как ее губы произносят мое имя в настойчивой мольбе, как будто я держу ее жизнь в своих руках. Как будто я единственный, кто стоит между ней и здравомыслием.

Она хочет чувствовать вину, и я не буду поощрять это. Она драгоценна. Она прекрасна. Она — все. Она не молит о пощаде, чтобы я мог очистить ее совесть. Я этого не допущу.

Я учу ее до тех пор, пока она не научится произносить мое имя без тени стыда. Я ласкаю ее до тех пор, пока ее губы не расслабляются, а мое имя не переходит в искаженные стоны удовольствия. Я двигаюсь вместе с ней, пока звезды, которые вспыхивают в ее глазах, не вспыхивают и в моих.

Она у меня.

Она моя.

Это другое. Это нечто большее.

Потому что я люблю ее.

Мои глаза широко открываются, и она лежит на подушке рядом со мной, солнечные лучи падают на разбитые губы, а смуглая кожа краснеет там, где я ее укусил. Ее волосы торчат над головой, а тушь для ресниц высохла в потоке слез, стекающих по подбородку.

Она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

Мы дышим вместе. Делаем огромный глоток воздуха, который призван успокоить наши сердца и желания, которые с ревом возрождаются к жизни при малейшем прикосновении, улыбке или слове.

Я довел ее до предела ее сил. Я чувствую это по ноге, которая перекинута через мою. Она все еще немного дрожит, все еще вялая и тяжелая. Ее пульс учащается, рука, которую я держу у нее на сердце, говорит мне, что она сожгла калорий столько, сколько нужно, чтобы пробежать марафон.

Я целую ее в макушку, чтобы помочь ей прийти в себя, но это только заставляет меня желать ее еще больше. Не только физически. Всеми возможными способами обладать ею. Я хочу, чтобы она была в моей постели каждое утро и снова перед сном. Я хочу ее завтра, и через год, и через сто лет после этого.

Я поднимаю руки, чтобы притянуть ее тело к себе, надавливая на ее живот, пока она не сворачивается калачиком. Пока я не смогу поджать под нее ноги, чтобы мы подходили друг другу, как организованные ложки.

Мое сердце разрывается. Я чувствую весь ужас, неуверенность, отчаяние, смешанные с моей потребностью в ней. Это осенило меня внезапно.

Санни прижимается к моей груди. Ее волосы щекочут мой подбородок, и пот, стекающий по ее телу, смешивается с моим потом.

— Я так устала, — бормочет она, ее губы едва произносят слова.

— Окситоцин.

Она бормочет. — Что?

— Это гормон, вырабатываемый гипоталамусом. Он вызывает возбуждение, но после того, как оно спадет, вы можете почувствовать себя измотанным. Он также известен как ”гормон объятий", потому что он способствует прижиманию к вашему партнеру.

Она смеется и смотрит на меня сверкающими глазами. — Ты снова пытаешься меня завести?

— Ты справишься с этим? — Спрашиваю я, проводя языком по ее шее.

— Не так быстро. Дай мне сначала отдышаться. — Она снова кладет голову мне на грудь. — Даррел, твое сердце бьется так быстро.

— Адреналин и дофамин.

— Я знаю это. — Она поднимает палец. — Дофамин вырабатывается, когда мы делаем то, что доставляет удовольствие.

— Верно. Это прекрасно описывает то, что здесь произошло.

Она смеется.

Я тоже хочу улыбнуться, но время уходит. Она захочет встать и поискать еду. Она захочет поговорить о том, что я обсуждал с адвокатом. Она оставит позади дымку удовлетворения, чтобы вернуться в реальный мир, а я буду скучать по своему окну.

Санни переплетает наши пальцы. Она притягивает мою руку к своим губам, затем целует костяшки пальцев до самого локтя. — О чем ты только думаешь, скряга.

— Скряга?

— Я практически слышу, как крутятся шестеренки в твоем мозгу, Гастингс. Нам следовало бы спать, или флиртовать, или… Я не знаю. Но ты думаешь так усердно, как только возможно, и извергаешь из себя науку о мозге. Так что либо ты такой после интимной близости, либо у тебя что-то на уме. — Она оглядывается через плечо, чтобы установить зрительный контакт. — Выкладывай.

— Я… — Я провожу руками по ее бокам. По изгибу талии и изгибу бедер. По животу. У нее на груди.

Она тихо стонет. — Не отвлекай меня, Гастингс. Говори своими словами.

— Санни.

Она тихо вздыхает. — Рычать запрещено. Я пытаюсь сосредоточиться.

Я облизываю губы, утыкаюсь головой в изгиб ее шеи и шепчу: — Выходи за меня замуж.

Она замирает.

Мои руки сжимаются вокруг нее. Она пахнет мной. Как мы. Как и все грязные вещи, которые я делал с ней на кухонном столе, у стен и на этой кровати.

Я не вижу ее лица. Услышала ли она меня? Меня отвергли? Было ли это большой ошибкой?

Мой аналитический ум врывается в центр внимания, сбивая меня с ног и пытаясь засосать слова обратно. Я упрямо сопротивляюсь этому и цепляюсь за свой солнечный ум, за ту часть меня, которой не нужно, чтобы что-то имело смысл, прежде чем я отдамся этому.

— Санни, — я приподнимаюсь на локте и смотрю на нее сверху вниз, слегка притягивая ее тело, чтобы видеть ее лицо, — ты слышишь меня? Я хочу чтобы ты… стала моей женой.

— Это неожиданно, Даррел.

— Я думал об этом. Если мы поженимся, то сможем оставить мальчиков.